— Я не ссорюсь с ним, сэр, — ответила она, вытирая слезы его платком. — Он стал таким с тех пор, как вы отослали Мэдлин. Не могу понять, как вам вообще пришло в голову, что они могут подойти друг другу.
Какое-то время она казалась немного увлеченной им, но он если и обращал на нее внимание, то только чтобы покритиковать.
— Вначале, — сказал Николас, — он считал ее хорошей партией, но теперь, я думаю, ему нужна сама девушка. Я предупреждал его, что она привыкла, когда все восхищаются ею и говорят комплименты и что она почти не обращает внимания ни на кого из своих многочисленных поклонников.
— Но он не делает никаких попыток ублажить ее.
— Ну и что? — подмигнул он. — Вы никогда не видели, как он дает дикой лошади взять сахар из его руки. Он стоит и ждет, пока животному не станет так любопытно, что оно не сможет не подойти к нему. Хью говорит, что по дороге в Лондон с Мэдлин оказалось на редкость трудно ладить, а я могу сказать, что и там она все время хандрит. Ее отец представил ей целый караван женихов, готовых воспевать ее красоту и свататься к ней, но она отказала всем.
— Она не хочет выходить замуж, — подтвердила Элис.
— Да, и мой ответ — baldarddws. Ее отец — слепо любящий ее глупец. Будь у него хоть немного разума, он вбил бы в нее послушание. Он считает, что она девушка с собственным мнением. — Николас вздохнул. — Гуилим говорит, и я с ним согласен, хотя вы и будете возражать, что такая снисходительность ей не на пользу. Ей будет лучше под сильной рукой мужа; и когда-нибудь, девочка, у нее обязательно появится муж. — Повернувшись раньше, чем она успела возразить, он крикнул Хью:
— Ребята готовы ехать. Ты попрощался?
— Да, — с улыбкой крикнул Хью в ответ, — и получил бы по физиономии, если бы она могла до нее дотянуться. Зато у моей крохотули очень шустрый язычок. Она назвала меня голоухим обалдуем и сказала, чтобы я убирался к дьяволу. Что за женщина!
Усмехнувшись, Николас повернулся опять к Элис, крепко обнял, поцеловал на прощание, сел на коня и уехал. Он обещал писать, и хотя она с нетерпением ждала его писем, они продолжали разочаровывать ее, потому что ни в одном из них он не приглашал Элис вернуться ко двору.
Письма Мэдлин, хотя и написанные урывками и украшенные кляксами, действовали на нее благотворнее. Когда она написала, как Элизабет в сентябре благополучно разрешилась мальчиком, Элис почувствовала, будто они с Джонет сами присутствовали там.
«Леди Маргарет, считая, что королева слишком неопытна, чтобы заниматься такими делами, — писала Мэдлин из Винчестера, — сама продумала все относительно родов, меблировки опочивальни ее светлости, колыбельки, крещения и даже кормилиц для принца. Это она, а не король, решила, что ребенок должен появиться на свет здесь, в легендарном доме короля Артура, и Элизабет согласилась, они нарекли ребенка Артуром! Граф Оксфорд должен стать крестным отцом, и мы три часа ждали в соборе его приезда, но в конце концов служба началась без него. Были зажжены свечи, великая процессия дошла до алтаря, и даже спели два гимна, когда Оксфорд влетел галопом, как запыхавшийся боевой конь, как раз тогда, когда вдовствующая королева положила младенца на алтарь для длительной церемонии. Элизабет все еще не вставала с постели, и потом прошла еще одна великолепная процессия со свечами, чтобы принести его домой, к ней. Он очаровательный малыш, Элис, и мне даже захотелось иметь своего такого же. Скоро мы едем вниз по реке в Гринвич, так что попроси сэра Николаса позволить тебе поехать с нами. Я становлюсь сентиментальной, потому что жизнь при дворе без тебя так скучна».