— Принеси свой бальзам на травах, — приказала она. Потом, обращаясь к Йену, объяснила:
— Он успокоит боль и вылечит тебя.
Йен выдавил слабую улыбку.
— Я никогда и подумать не мог, что настанет день, когда я попрошу красивую женщину убрать от меня руки, но правду сказать, мне очень больно. Вы не должны прикасаться ко мне, госпожа.
Но когда Джонет вернулась, Элис приказала ей и Тому держать Йена, пока она будет втирать бальзам прямо в его раны своими собственными руками. Хотя она старалась прикасаться как можно нежнее, она знала, какую невыносимую боль причиняет ему, и каждый его стон отдавался во всем ее теле.
— Прости, Йен, — шептала она со слезами на глазах. — Это моя вина. Ты не представляешь, как мне жаль.
Он слабо протестовал, и хотя она не знала, вызван его протест ее словами или прикосновениями, она не переставала смазывать все его раны ароматной мазью.
— Теперь ты сможешь надеть рубашку, — разрешила она. — Не куртку и не кольчугу, но день обещает быть теплым, а к ночи ты уже сможешь терпеть и более тяжелые ткани.
Том, наблюдавший за ее манипуляциями с затаенным любопытством, сразу же вышел, чтобы принести рубашку. Когда он вернулся, Элис встала:
— Поспи, Йен, до отъезда. Езда будет невыносима, если ты не отдохнешь.
— Да, госпожа, — пробормотал он. — Благодарю вас.
Она вышла и обнаружила, что приготовления к похоронам ее родных уже начались.
Три грубо сколоченных гроба перенесли из замка на кладбище на соседнем холме над рекой. Она поспешила найти сэра Николаса, проклиная головную боль, все еще терзавшую ее, и молясь, чтобы у нее хватило сил, потому что день обещал быть трудным.
Деревянные гробы поставили на грязную землю около трех наспех вырытых могил. Монах в коричневой рясе подошел к первому из них и осенил его крестным знамением. Сэр Николас, стоящий рядом с ним, сделал Элис знак выйти вперед.
— Я не одобряю, — проговорил он, — но священник согласился, что вы должны взглянуть на покойных.
— Право живых — увидеть своих близких в последний раз, — пробормотал монах.
— Да, но она может заболеть и тоже умереть, — возразил сэр Николас. — Людей, умерших от чумы, хоронят быстро, часто даже без отпевания, чтобы защитить живых.
— Это не чума, — напомнил ему монах, — и даже те, кто умер от чумы, имеют право на достойное погребение, сын мой.
— Я согласен. — Мерион сделал знак своим людям. — Откройте гроб ее светлости.
Элис шагнула вперед, на самом деле не имея желания смотреть на лицо своей матери, но зная, что должна, если хочет увидеть мальчика, которого называли ее братом. Подняли крышку гроба, но лежащая в нем фигура мало значила для нее. Она почти не знала свою мать и могла смотреть в ее лицо без эмоций. Элис держала в руках четки, она молча помолилась, перекрестилась и отошла.