Но она и так уже спала, и Джеймс, бросив последний взгляд на жену и сына, на цыпочках вышел из комнаты.
Часом позже появился запыхавшийся доктор.
– Прости, что не приехал раньше, Джим, – извинился он. – Должен был догадаться, что она не доносит до срока. А ведь я предупреждал, что нужно себя поберечь!
– Все прошло великолепно, Билл, – успокоил его Джеймс. – Элизабет не из тех, кто привык полагаться на чью-то помощь.
– Да, она славная крепкая девушка, но в следующий раз она все-таки должна больше отдыхать!
– Легко сказать! – расхохотался Джеймс. – Может, попробуешь остановить ее сам?
– Ну так свяжи ее, если надо! На этот раз все обошлось, а в дальнейшем – кто знает!
Элизабет еще спала. Распеленав малыша, доктор торжественно заявил, что более здорового и красивого ребенка он давно не видел. Сунув его Джеймсу и приказав побыть в детской, он разбудил Элизабет.
– Ну, малыш, давай-ка познакомимся поближе. – Джеймс зажег лампу и уселся в глубокое удобное кресло, которое только недавно выписал из Висконсина – Ну-ка, Джон Мэтью, как тебе нравится твоя будущая комната? Папа отыскал для тебя лошадку, на которой скакал, когда был такой, как ты, и все свои игрушки.
Джон Мэтью Кэган, в эту минуту скорее походивший на сморщенную обезьянку, чем на человеческое существо, задумчиво уставился на него белесыми глазенками.
– Само собой, пока ты будешь спать в комнате вместе с папой и мамой, в хорошенькой колыбельке, которую мы тебе приготовили.
Малыш сонно поморгал, потом сладко зевнул, и Джеймс порывисто поцеловал его в сморщенный лобик.
Доктор Хедлоу, осмотрев Элизабет, незаметно ушел.
А та, гадая, куда же запропастились муж и сын, и не в силах уснуть, встала и, босая, отправилась на поиски.
Услышав голос Джеймса в детской, Элизабет приоткрыла дверь и осторожно заглянула – покачивая малыша на коленях, отец что-то увлеченно ему рассказывал, и сердце Элизабет сжалось от любви и нежности. Какое счастье, что она смогла подарить ему ребенка, о котором он столько мечтал!
– Ты очень славный малыш, – услышала она, – у тебя такие же черные волосы, как у твоей мамы, и ее красивые черные глаза.
Сейчас бы ей взять и войти! Но Элизабет так изголодалась по ласке, что решила послушать еще.
Джеймс замолчал, но через мгновение заговорил снова. В голосе его слышалась печаль:
– А должны были бы быть голубые, как незабудки. И светлые волосы, как... как лунный свет. Она могла бы показаться тебе ангелом, если бы стала твоей мамой... а для меня она им и была! И стала бы твоей мамой, останься в живых. Красавица мама... и ты бы очень любил ее. Мы бы оба ее любили, ты и я.