– Пир во время чумы?
– Рестораны были полны. Белобилетники увлекались стихами Северянина, песенками Изы Кремер и фельетонами Савоярова.
– Что делала ваша партия?
– Я никогда не был близок к верхушке, но слышал в кулуарах, что был решен вопрос об ориентации на Англию.
– Под высокую руку Джона Буля?
– Да, это был наиболее серьезный претендент на закавказскую нефть и марганец.
– Значит, распознали экономическую подоплеку этой любви к Грузии? – иронически улыбнулся Чиверадзе.
– Мы трезво оценивали положение и понимали, что нас любят не за красивые глаза, но громко об этом говорить было нельзя.
– Что же вы говорили народу?
– Вы сами прекрасно знаете эту ложь, не заставляйте меня ее повторять. Страшное пришло позже. О февральской революции мы узнали в первых числах марта. Наши газеты, враждебные большевикам, кричали о запломбированном вагоне, в котором-де приехал из Германии Ленин. Боязнь углубления революции, расширения массового революционного движения толкала нас на компромиссные соглашения с правыми, позиции которых с каждым днем слабели. Слабея сами, они убеждались и в нашей беспомощности. В поисках сильного партнера они пришли к эсерам, а позже…
– Ты ушел от конкретной темы! – заметил Чиверадзе.
– Эсеры никогда не были сильны у нас в Грузии, – продолжал Дзиапш-ипа, – монопольным было наше влияние. Было бы, – поправился он, – если бы не большевики.
– Итак, у меньшевиков давно созрела мысль об автономии? – спросил Чиверадзе.
– Она зародилась еще до февраля. Революция, шатание и слабость Временного правительства помогли нам ускорить подготовку к отделению. Чтобы внушить эту идею, наши лидеры не брезговали ничем. Они извратили решения Апрельской конференции большевиков по национальному вопросу и утверждали, что большевики согласны с нами, а отделение от России даст Грузии исключительные выгоды. Условия для сколачивания сил благоприятствовали нам. Офицеры Кавказского фронта и элементы, враждебные революции, пополняли наши кадры.
– А солдаты?
– Они стремились домой. Уходили с оружием, которое, если нам удавалось, мы отбирали. Но это было позже. В Тифлисе появились «доброжелательные» иностранцы. Было много разговоров, фантазировали до одурения. Но решиться на отделение от России, с которой нас связывали тысячи нитей? Религия, экономика, совместная борьба с соседями, жадно смотревшими на нашу землю, – все роднило нас с Россией. Конечно, царская Россия была нам мачехой, но она прикрывала нас от врагов. Нет, это страшно! Мы внимательно следили за борьбой, происходившей в Петрограде, где находились лидеры, но время шло, и обстановка складывалась не в нашу пользу. Почти прекратилось поступление промышленных товаров. А что тогда было у нас своего? Кукуруза?