– Несчастная! – урезонивала ее мать. – Опомнись.
– Не могу я опомниться, – отвечала безумная, – когда у меня правая сторона носа втрое толще левой, когда она доминирует над лицом.
Так и сказала: доминирует. Каково это матери выслушивать!
К обеду она, однако, как будто и поуспокоилась, зато ночью прокралась в комнату отца, стащила бритву и сбрила себе правую бровь, а утром побежала к дантисту и умоляла, чтоб он распилил ей рот с левой стороны. Тут ее, голубушку, и сцапали.
Наняли в лечебнице комнату, стали собирать вещи. Вдруг слышат – кричит прислуга истошным голосом.
Кинулись к ней, глядят, а у нее в руках барышнина карточка. Описывать карточку я не стану, хоть мне ее показывали; еще, пожалуй, подумают, что я подражаю Эдгару По. Скажу одно: мать пролежала два дня в истерике, отец подал в отставку, кухарка сделалась за повара и потребовала прибавки жалованья…
Теперь они уезжают из Петербурга, где оставляют столько тяжелых воспоминаний…
* * *
Была я на днях в фотографии и дожидалась, чтобы мне выдали пробные карточки одной знакомой дамы. Сижу, жду. Высокая, тощая особа роется в книгах и квитанциях с видом оскорбленного достоинства.
Вдруг звонок. Входит энергичный, оживленный господин и спрашивает свой портрет. Тощая особа оскорбляется еще глубже и с холодным презрением подает ему карточку. Господин несколько изумленно смотрит, затем начинает добродушно улыбаться.
– Ха! Это который же я?
Особа «холодна и бледна как лилия» и молча указывает длинным перстом.
– Ха! Ну и р-рожа! Отчего это щеку-то так вздуло?
– Такое освещение.
– А нос отчего эдакой, pardon, клюквой?
– Такой ракурс.
– Гм… Уди-витель-но! А где шея? Где моя шея?
– Шея у вас вообще очень коротка, а тут такой поворот.
– Зачем же вы, черт возьми, pardon, так меня посадили?
Несколько минут тягостного молчания.
– А это кто же рядом со мной сидит?
– Это? – (Беглый взгляд на карточку.) – Разумеется, ваша супруга.
– Супруга? – в ужасе переспрашивает господин. – Ишь ты! Как же она могла здесь выйти, когда я с ней еще в девяносто шестом году разошелся. Когда она, pardon, живет в Самаре у тетки.
– Фотография не может быть ответственна за поведение вашей жены.
– Позвольте! Да ведь это, верно, Сашка, pardon. Александр Петрович, с которым я приходил сниматься! Ну конечно! Смотрите, вон и сюртук его…
– Фотография не может быть ответственна за костюмы ваших приятелей.
Господин сконфузился и попросил завернуть карточки, но вдруг остановил тощую особу и робко спросил:
– Не можете ли вы мне сказать, чей это ребенок вышел там у меня на коленях.