Он шагал по извилистым переулкам района гавани к Месе. Один-два бандита испытующе приглядывались к нему, но благоразумно решили оставить его в покое. Пусть у него на пальце золотое кольцо, зато на поясе – меч. К тому же он – высокий, крепко сложенный мужчина, по-прежнему сильный в преддверии своего сорокалетия.
В отличие от задних переулков Меса вымощена каменными плитами. Аргирос соскреб грязь с сандалий. Колоннады по обе стороны улицы поддерживали крыши, защищавшие от солнца и дождя. Накануне вечером шел ливень, и с крыш капало. Аргирос шел посередине улицы, обходя мулов, небольшие повозки и носильщиков с тяжелым грузом.
Меса расширялась к форуму Аркадия. Другие площади города назывались в честь великих императоров: Августа[54], Константина, Феодосия.
«Полоумный сын Феодосия[55], – подумал Аргирос, – вряд ли принадлежал к этой достойной плеяде».
У основания высокой колонны в центре площади собралась толпа. Когда-то столб венчала статуя Аркадия, но спустя примерно сто лет со времен Муамета она упала и разбилась при землетрясении. Сохранились только огромная рука и предплечье, установленные возле основания колонны. Балансируя на двух пальцах статуи размером с человека, к толпе обращался какой-то монах.
Он был костляв, смугл и не очень чист, в мешковатой черной рясе, с длинными спутанными волосами, ниспадавшими ниже плеч. Глаза его горели фанатичным огнем, когда он выкрикивал свои лозунги.
Его греческий, как заметил Аргирос, отличался сильным египетским акцентом, и это послужило первым сигналом тревоги для магистра. Египтянам свойственно непостоянство, и они до сих пор считали себя особым народом, несмотря на то что входили в состав Римской империи со времен еще до Рождества Христова. Будто подчеркивая свой сепаратизм, многие из них до сих пор держались монофизитской ереси; даже объявляя себя православными, они имели чуждые представления о соотношении человеческой и божественной природы Христа.
Монах как раз подошел к заключительной части своей речи, когда Аргирос сравнялся с последними рядами толпы.
– Итак, – кричал чернец, – вы же видите, что эти иконы – профанация и мерзость, западня сатаны и придуманы, чтобы ввести нас в заблуждение и заставить описывать неописуемое.
Он вытащил из-под рясы образ Христа, поднял его над головой, дабы лучше показать его слушателям, и изо всей силы бросил в стоящую рядом колонну.
Раздались одобрительные возгласы, но помимо них и крики:
– Святотатство!
Кто-то швырнул в монаха большую дыню. Тот увернулся, но тут же сбоку получил камнем по голове и повалился наземь. Триумфальный крик бросившего камень слился с воем от боли и ярости, когда кто-то еще ударил метателя кулаком в лицо.