Майкла весьма удивило то, что Донелли пришел защищать его против Омара. В нынешних обстоятельствах это ставило Фаллона перед дилеммой. Он не привык оказываться лицом к лицу с собственной совестью или в открытую воевать со своим вожделением. Обычно он легко управлялся и с тем, и с другим. Проблема сейчас состояла в том, что ему было по душе все это семейство целиком, включая свиту преданной прислуги. Было что-то необычное и интригующее в семье, которая подобрей воле бросала вызов царившему вокруг благонравию и держалась в стороне от всех клубов и спортивных обществ, столь любимых высшим светом Каира. Кроме того, ему еще не доводилось встречаться с девушкой, подобной Бриане. Романтической, отважной и презиравшей правила приличия.
Майор устало потер глаза. Господи, да это безумие какое-то. То, что она желала от него получить, не имело ни малейшего отношения к любви. Тогда с какой стати он артачится?
Вернувшись в кабинет, Майкл прошел в спальню. Сел на край кровати и пошарил рукой на ночном столике в поисках фосфорной спички.
Раньше он как-то не обращал внимания на спартанский вид места, где он спит. В отличие от заваленного папками и бумагами рабочего кабинета о спальне вообще нечего было сказать, настолько убого она выглядела. Глазу не за что зацепиться. Голые стены, кровать, столик, дешевая мебель. Все. Ни картин, ни безделушек, ни его души. В местах, где Майклу доводилось жить, он старался оставлять как можно меньше признаков своего присутствия.
От человека, выжившего в кровавых сражениях в Китае, осталось совсем немного. Так что тот, кто был известен в Египте под именем Эль-Тазар, или Барракуда, перестал быть тем, кто, впав в немилость, покинул Англию двенадцать лет назад.
Он еще помнил те времена, когда жил совсем в других местах, не вылезал из дорогих лондонских клубов, не пропускал ни одного сезона, присматривая себе молодых леди на выданье. Третий сын в старинной аристократической семье, Майкл и не помышлял о том, что ему придется взять в свои руки управление семейным состоянием. Он был влюблен и мечтал о том, о чем мечтает каждый влюбленный. В свои двадцать лет он был на редкость наивен. Пока отец не довел до его ума, что внешний облик и изысканные манеры намного важнее в высшем свете, нежели чистота дворянской крови. Даже важнее, чем порывы сердца любимого сына, и более того – важнее, чем тот мир, который Майкл сам себе выдумал.
В конце концов Майкл понял: единственный человек, которому он в этой жизни может вполне доверять, – это он сам. Так что все двенадцать лет, начиная с того самого дня, когда он решился покинуть родной очаг и семейное наследство, он боролся за свою свободу.