Из угла кареты голос Флинна звучал мрачно:
— Послушайте, у меня лопается терпение. Ну что прикажете с вами делать?
Серена взглянула на него и сухо сказала:
— То же самое и я могла бы тебе сказать. И вообще, Флинн, если ты и впредь собираешься позволять себе подобные вещи, ты плохо кончишь.
Флинн расплылся в улыбке, догадавшись, что она имеет в виду его любовные похождения среди дам ее круга.
— И что же я такое себе позволяю? — поддел он Серену.
— Ты забываешь, как должен себя вести, — огрызнулась она.
— Это не единственное, о чем приходится забыть, — парировал он. — Нечего сказать, приятная у меня собеседница!
Когда Серена обиженно поджала губы, он расхохотался и, вскочив, забарабанил по крыше, требуя остановить карету.
— Но ведь это еще не Уайтфрайер-стрит, — удивилась Серена. — Почему мы остановились?
— Пошевелите мозгами. — Флинн порылся в кармане и извлек толстый кошель. — Мне не нравится вон тот констебль. Уж больно у него хитрый вид.
— Думаешь, он за нами следит?
— Я в свои двадцать лет еще не настолько выжил из ума, чтобы забывать поглядывать через плечо.
Спрыгнув на тротуар, Флинн неузнаваемо преобразился. И расплачиваясь с кучером, и помогая Серене сойти, он являл собою образец почтения: хорошо воспитанный лакей, знающий свое место.
Дойдя до Бувери-стрит, они свернули в переулок, мрачный и грязный, с увешанными стираным бельем веревками, протянутыми от окна к окну. Сделав несколько шагов, Серена поняла, что задыхается, и поднесла к носу надушенный платок, чтобы заглушить запах гниющих отбросов. Переулок жил своей жизнью. Тут и там попадались мужчины и женщины в разных стадиях опьянения. Из освещенных окон второго этажа бесстыдно высовывались полуголые девки, а у дверей их хозяева зазывали прохожих. У них дела, по-видимому, процветали.
Серена была не настолько слепа, чтобы не замечать подобных сцен вокруг Ковент Гарден и Друри Лейн, когда она возвращалась из театра. Даже неподалеку от дома Уордов, на Стрэнде, где столетие назад красовались пышные дворцы, в вечерних сумерках можно было видеть прогуливающихся проституток и их щеголеватых покровителей. И все-таки на Стрэнде сохранялась известная пристойность, которой здесь и в помине не было. Здесь царила нищета, и ничего более мерзкого Серена еще не видала.
Они помедлили, и, когда Флинн убедился, что путь свободен, по лабиринту улочек и переулков они вышли наконец на Уайтфрайер-стрит. Только здесь Серена отняла от лица платок.
— А ты не новичок в этих местах, — заметила она, многозначительно подняв брови.
Флинн только усмехнулся в ответ.