Казакевич упал в кресло, оставив вопрос без ответа.
– Что нового? – спросил он. – Есть какие-то известия?
Ирина Павловна, казалась, готовая разрыдаться, отрицательно покачала головой, села на диван. Она опустила голову, сжала виски ладонями. Глубокий грудной голос дал трещинку.
– Господи, все шло так хорошо. И вдруг… Какая-то нелепость, в которую невозможно поверить. Я не знаю где сейчас Леня, не знаю, что с ним.
Казакевич расправил плечи, зевнул и положил ноги на журнальный столик. Он сунул в рот сигарету и, презрительно прищурившись, наблюдал за Тимониной.
– Я совершенно потеряла покой, сна лишилась, – продолжала Ирина Павловна. – Когда это все кончится?
– Я тебя понимаю, – кивнул Казакевич. – Такая неприятность. Ты уже подобрала мужу костюмчик, в котором положишь его в гроб. Уже вжилась в роль безутешной вдовы. Придумала, как распорядиться его деньгами. По каким офшорам их раскидать, на какие счета перебросить. Все обдумала в мелких деталях. А вышло совсем херово. Вместо денег – дерьмо на лопате. Муж почему-то остался жив. И до сих пор где-то ходит и, кажется, неплохо себя чувствует.
– Произошла нелепая случайность…
Казакевич не дал Тимониной договорить.
– Случайность, – передразнил он. – Нет никаких случайностей. Ты во всем виновата. Тимонин торчал в этом чертовом доме субботу и воскресенье. Вечером расколошматил кочергой половину этой сраной комнаты. А утром исчез.
– Исчез, – повторила последнее слово Ирина Павловна.
– Вот именно, – кивнул Казакевич. – Ты должна была находиться при нем все выходные. Неотлучно. Должна была следить за каждым его шагом. За каждой выпитой рюмкой. В случае осложнений сообщить мне. А ты как поступила? Наврала мужу, что едешь на чьи-то мифические крестины. Ты знала, что Леня тебе верит, он не станет проверять твои слова. Хотя стоило бы это сделать. Сама же отправилась на съемную квартиру. Трахаться со мной поехала. Тебе приспичило именно в этот день, в эту ночь. Черт бы тебя побрал.
Ирина Павловна скривила губы в усмешке.
– Насколько я помню, ты не сильно возражал против нашей встречи.
– К сожалению, не возражал, – кивнул Казакевич.
Ирина Павловна решила замять разговор. Поднялась с кресла, повернулась к Казакевичу спиной. Она повела плечами и слегка оттопырила зад. Раньше это помогало.
– Теперь помоги мне расстегнуть платье. Тут неудобная «молния». Тебе надо расслабиться. Ну, помоги же.
Казакевич подумал, что Ирина последнее время столько врет, что у неё получается совсем гладко. Он встал, взял женщину за плечи, повернул лицом к себе. Эти примитивные фокусы с застежками на лифчиках, с «молниями» на платьях он давно изучил. И больше на дешевую уловку он не клюнет. Злость распирала грудь, рвалась наружу. Он подумал, что самые жестокие в жизни битвы разыгрываются в постели или около нее.