«Может, я и не умру, – вдруг мелькнула у нее в голове мысль. – Может, я полечу, как птица...»
Она опустила ноги еще ниже и заглянула вниз, на квадрат серого асфальта, по периметру которого тесно стояли автомобили.
Поля посмотрела в центр этого квадрата, а потом сделала еще одно движение вперед и, раскинув руки, скользнула вниз...
* * *
В черной, рыхлой земле блестели на солнце, словно бриллианты, последние кусочки еще не растаявшего льда. Рабочие, сделав свое дело, курили чуть поодаль, опершись на лопаты. Эта дата – первое апреля – казалась почти издевательством, насмешкой судьбы.
Алексей стоял на небольшом возвышении, ближе к центральной аллее, которая уводила в город, – как будто готовился к отступлению. В длинном темно-коричневом плаще, идеально причесанный. Виски казались совсем седыми, но то был всего лишь оптический эффект: на ярком весеннем солнце все сияло и серебрилось. Он выглядел слишком красиво, слишком театрально для этого печального места. Он сам это чувствовал и потому напряженно, зло хмурился, глядя на свежий холм черной земли, который укрывал его дочь.
Он хотел бы остаться здесь один и чтобы никто не мешал ему. Но чуть ниже, у чужого надгробия из лабрадорита, стояли Нелли и Герман, спиной к солнцу.
Нелли была вся в черном, и черная кружевная косынка покрывала ее рыжие волосы. Бледное, исплаканное, тоже злое лицо – ее, в свою очередь, раздражало присутствие мужа. Ее поддерживал под руку Герман, даже уже не бледный, а какой-то желто-зеленый.
– Это все неправда... – пробормотала Нелли. – Мне просто снится сон. Как такое могло произойти? Нет, не может быть.
– Она в раю, – глухо произнес брат. – Нелли, милая, она среди ангелов.
– Ты уверен? – без всякого выражения спросила Нелли. – Ведь это грех... С трудом уговорили священника отпеть ее.
– Она была не в себе. Если она не владела собой – это не грех.
– Почему... но почему все так произошло?.. – тихо застонала Нелли, виском прислонившись к плечу Германа. Этот вопрос она задавала себе в тысячный раз.
– Он во всем виноват, – хрипло пробормотал тот, – благоверный твой...
Герман с ненавистью покосился на Алексея, стоявшего в отдалении от них. Скрестив перед собой руки, тот сосредоточенно глядел на рыхлую землю, над которой курился легкий парок.
– Все равно, не понимаю... – прошелестела Нелли. – Бедная моя девочка, как ты решилась на такое!
– Он во всем виноват, – повторил брат. – Поленька не хотела, чтобы он уходил из семьи. Поленька слишком его любила. Поленька – чистая душа... Он недостоин ее любви. Он ее погубил! – с нажимом произнес Герман.