– Райка, ты пьяная!
– Я не пьяная, всего-то ничего выпила – один стакан... Садись!
Лиля мурлыкала себе под нос что-то легкомысленное. Она была хорошенькая, как ангел, со своими глазами, волосами и тонкими загорелыми ногами. Какой-то проходивший мимо мужчина загляделся на нее, споткнулся и едва не упал.
Подруги развеселились еще больше.
Лиля стала опять рассказывать про Зину Трубецкую, но ее никто не слушал – перебивая друг друга, говорили о своем.
– Ладно, поехали! – схватившись за голову, засмеялась Надя. – Чертовы болтушки... Рая!
Она уже залезла в «Жигули».
– Созвонимся! – крикнула Рая и послала воздушный поцелуй Лиле и Альбине. – Уф...
В машине было невыносимо душно, сиденья из кожзаменителя раскалены.
– Райка, только не гони! – попросила Надя. – Я боюсь...
– Дурочка, если едва тащиться, то точно остановят... Гаишники, они тоже не дураки.
Но все обошлось благополучно.
Они уже свернули на ту улицу, в начале которой жила Надя и после которой начиналась улица Раи, как «Жигули» вдруг резко затормозили.
– Что? – испугалась Надя. – Что случилось?
– Колесов... – прошептала Рая. – Вон, по той стороне Колесов идет...
– Ну и что? Посигналь ему...
– Нет, мы за ним сейчас проследим! – с азартом охотника произнесла Рая.
– Зачем?
– Затем! Он наверняка к бабе своей идет...
Рая судорожно стала переключать скорости.
– Райка, выпусти меня, а сама делай что хочешь! У меня нет никакого желания заниматься этой ерундой!
– Поздно... – трагическим голосом произнесла Рая. – Он сейчас свернет. За ним! Надя, я не буду останавливаться...
По опыту Надя знала, что с подругой спорить бесполезно, а иногда и небезопасно – если уж Рая решила что сделать, то она непременно доведет начатое до конца. Надя сложила руки на груди и обреченно вздохнула.
«Жигули» медленно, но неотвратимо ехали вслед за беспутным Райкиным мужем.
Гена Колесов работал в автосервисе. У него были золотые руки – об этом все говорили. Если бы он не пил, ему бы цены не было.
И, как уже упоминалось, он был от природы мучительно, дьявольски красив. Но не той лубочной, гламурной, неопределенно-лаковой красотой, которую тиражировали журналы и телевидение, а другой – той, что шла из народа, из глубины веков, от сохи, от земли, от древнего бога Перуна, от татаро-монгольского нашествия, от опричников Ивана Грозного, от партизан восемьсот двенадцатого года, от хлыстов, от Гришки Распутина... вообще, от всех тех, кто ни в грош не ценил забубенную свою жизнь и кто был способен как на подвиг, так и на предательство – смотря к чему толкали клубящиеся вокруг страсти. Бог знает что было намешано в генах Гены Колесова – и неистовство викингов, и безвольная славянская кротость, и хитрость степных кочевников, и казацкая гордость, и цыганский азарт, и даже прибалтийская медлительность...