Она была влюблена. Любовь, словно облако, окутывала ее всю, проявляясь в сиянии глаз, в свежем румянце, в дрожании ресниц, которые отбрасывали стрельчатые тени на скулы, в завитках волос на висках, в нетерпеливых поворотах головы, в белизне и гладкости кожи, в биении голубой тонкой жилки, пересекавшейся чуть ниже ключицы с ниткой бус...
Леона она опять просмотрела.
– Надя... – тихо сказал он, приблизившись к ней.
– Ой, это ты! – Бессознательно она потянула к нему руки, но потом опомнилась, спрятала их за спиной.
Он был неловкий, нескладный, высокий – и такой милый. И тоже такой нестерпимо влюбленный, что они, оказавшись рядом, моментально составили удивительно гармоничную пару – теперь на них глазело все метро.
Но Леон угрызениями совести не страдал.
Он обнял Надю, прижал ее к себе, поцеловал в макушку и даже застонал едва слышно – он не мог сдерживать свои чувства. Прижавшись щекой к его груди, Надя услышала биение его сердца – стремительное и ровное, словно барабанная дробь перед сражением.
– Мы не должны... – начала она.
– Я так скучал... – начал он.
– Нет, не здесь! – перебила она. – У меня такое чувство, будто на нас все смотрят.
– Тебе кажется... – засмеялся он и быстро прикоснулся губами к ее шее. – Ладно, идем отсюда.
Они вышли в город и тут же свернули с шумной Пятницкой, словно стремились затеряться в узких улочках Замоскворечья.
– Ты хотела рассказать мне что-то, – напомнил Леон, обняв ее за плечи. – Помнишь – о фотографе...
– Да, точно! Леон, похоже, не один ты увидел меня в образе Данаи... Один фотограф – Артур его зовут – в точности воссоздал детали картины и снял меня, как эту самую Данаю. То есть я сама подсказала ему сюжет, но Артур неожиданно согласился с моим замыслом. Я, конечно, не слишком похожа на ту женщину, которую изобразил Рембрандт, но Артур сказал, что дело не во внешнем, а во внутреннем сходстве... Знаешь, это сейчас очень популярно – есть такое направление в фотоискусстве, когда людей, в основном, конечно, известных, стилизуют под старинных персонажей...
– Он снял тебя обнаженной? – вдруг насупился Леон. – Свинья! Только я имею право...
– Леон, пожалуйста, между нами ничего не было... Я тебе потому все это рассказываю, что меня поразило странное совпадение, что и ты, и он...
– Ну да, между нами тоже ничего не было! – с тоской произнес Леон. – И я места себе не нахожу, потому что перед моими глазами тоже эта картина – ты обнаженная, и я уже прикоснулся к тебе, и душу готов отдать, чтобы повторить то мгновение, и продолжить его... но ты вдруг пропадаешь. Просто наваждение!