Шайтан-звезда (Книга вторая) (Трускиновская) - страница 2

– Пусть сворачивают они, о Джудар ибн Маджид! – отвечал чернокожий. – Но если это путешественники из Хиры, нужно взять их в плен и расспросить.

– Это не путешественники, о аль-Мунзир! – возразил названный Джударом. – Я же говорю тебе – они скачут к нам во весь опор, как будто спасаются от врага!

– Если их враг – царь Хиры, то, клянусь Аллахом, они – наши друзья! – ни мгновения не колебавшись, решил Джабир аль-Мунзир. – И мы непременно окажем им покровительство!

– Может быть, среди них есть женщины, которые нуждаются в помощи, как нуждалась я, когда бежала из царского дворца, – добавила красавица, не поворачивая головы к собеседнику. – И поспешим, ради Аллаха! Вряд ли эти проклятые надолго отложат казнь аль-Асвада!

– На голове и на глазах, о госпожа! – восторженно воскликнул аль-Мунзир.

– Как ты выдерживаешь эту скачку, о Абриза? – осведомился Джеван-курд, усердно погоняя своего большого рыжего жеребца.

– В Хире я свалюсь с коня и просплю не меньше суток, и то еще неизвестно, смогу ли я после этого сделать хоть шаг, о Джеван! – прокричав это, Абриза усмехнулась ему, и он понял эту усмешку, ибо она означала – пока Ади аль-Асвад в беде, я не могу предаваться заботам о своем драгоценном здоровье.

– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о Абриза! – крикнул и он ей, потому что топот копыт, конских и верблюжьих, заглушал голоса.

Абриза скакала в одном ряду с мужчинами, от возбуждения не ощущая усталости, и более того – тогда, когда ей полагалось бы от изнеможения заснуть в седле, ее ум работал особенно пронзительно, и в голове возникали цепи слов, связанных между собой изысканными ритмами, и она поражалась образам, в которые складывались эти слова, и не могла понять – слышала она такие стихи когда-то прежде, или же сама на скаку сочинила их.

Вот и сейчас тревога за Ади аль-Асвада была столь велика, что его сухое темное лицо как живое обозначилось перед глазами Абризы, и не стало больше ни пыльной пустыни, ни тысячи всадников, ни даже аль-Мунзира и Джевана-курда, все это исчезло, а были только огненные черные глаза возлюбленного под сходящимися бровями и рождающиеся слова!

И Абриза произнесла их нараспев, и голос ее оказался до того громок, что перекрыл шум движущегося войска. И это были два бейта, достойные лучших поэтов, а ведь арабы славятся своими поэтами:

Мой любимый стоит всегда пред глазами,
Его имя начертано в моем сердце.
Его вспомню, так все во мне – одно сердце,
Его вижу, так все во мне – одно око.

– Велик Аллах! – воскликнул в великом восхищении Джеван-курд. А Джабир аль-Мунзир, направив коня так, чтобы его колено соприкасалось с коленом скачущей Абризы, потребовал задыхающимся голосом: