Да, она знала, что Наполов любил Еванжелисту, знала с того самого момента, когда услышала, как он назвал ее «Елена-итальянка», в их городе такая итальянская фамилия была редкостью, как и вообще в российских городах.
Возможно, что и сама девушка стала такой, какой ее знал Наполов и другие мужчины города, лишь потому, что у нее была экзотическая и прямо-таки роскошная фамилия Еванжелиста и что, нося такую фамилию, она просто не могла не соответствовать ей даже при том, что внешне была, по словам того же Андрея, некрасивой. Значит, помимо магии фамилии, она обладала магией какой-то внутренней тайны, которая притягивала к ней мужчин.
– Вы не хотите мне назвать ее фамилию? – очнулась она от своих мыслей и, слегка наклонив голову, внимательно посмотрела на Андрея, чтобы запомнить выражение его лица в эту минуту – ведь уже совсем скоро оно изменится…
И он назвал. Не без гордости. Ах, как ему было приятно, что он успел причаститься к ней, что жил с ней рядом, что два раза держал в своих объятиях, представляя себя одним из ее богатых любовников, сопровождал ее чуть ли не до двери их дорогих квартир и поджидал, быть может, до утра, чтобы проводить уставшую, пропитанную запахами вина и чужих мужских тел, бледную и загадочную от этой бледности и усталости Еванжелисту, его Еванжелисту.
– У вас есть ее фотография? – Юля держалась из последних сил, чтобы не выдать своего волнения и не рассказать Андрею о трагической смерти его пассии.
– Конечно, у меня их много…
Он встал, достал коробку из-под шоколадных конфет, в которой хранились фотографии Лены. Все они были черно-белые, сделаны в одной ретро-манере: расплывчатые контуры, черные чулки, светлая короткая стрижка, темная повязка с розой и красивым завитком на виске, узкие спина и плечи светящегося молочного тона, затемненные, как у Веры Холодной, веки, почти черные губы и белые прозрачные глаза… Фотограф-умница сумел светотенью скрыть крупный подбородок, некоторую угловатость черт… Некоторые фотографии были более чем откровенны.
– А она тоже была не хрупкой… – сказала Юля, думая о своем, и вдруг ее точно током ударило: она сказала о ней в прошедшем времени. Но заметил ли он? Нет, не заметил, он живет своей хронической ревностью и малой надеждой на ее возвращение…
– Да, она не была хрупкой, хотя некоторым мужчинам казалось, что она слабая и худенькая… Просто у нее узкая кость.
– Андрей, я сейчас скажу вам что-то… – Юля сделала паузу и в растерянности посмотрела на него. – Дело в том, что вашей прекрасной «итальянки» уже нет…
Он смотрел на нее не мигая. Он ждал. Андрей еще не успел побледнеть, но брови распрямились, а лицо словно расправилось и уже не выражало ничего, кроме предчувствия большой и неотвратимой беды. Он был готов услышать все до конца.