– На море…
– Это она вам сказала?
– Нет, она сказала, что хочет позагорать, поплавать… Просто надо знать Веру… она не станет отдыхать где попало…
Они ехали по ночному городу, светлеющему на глазах, превращающемуся из черно-синего в бирюзово-золотистый, и некоторое время молчали – в ушах у Юли продолжал звучать голос Лоры.
– Игорь, как ты думаешь, что помешало ей жить по-другому? Я не ханжа, ты знаешь, но как можно вот так, изо дня в день заниматься такими вещами?..
Неужели ей не жалко своего тела?
– Она привыкла. Но ведь ты хочешь меня спросить не только об этом, а?
Тебе хочется услышать мое мнение о ней как о женщине, чтобы ты могла сама себе ответить на вопрос: что такого особенного нашли в ней все эти мужики из нашей администрации: прокуроры, судьи, директора – словом, все те, кто сейчас властвует в нашем городе. Отвечу – им в ней нравится все. И главное, они знают, чувствуют: эта хрюшка получает удовольствие от того, что они делают с ней, искреннее удовольствие, которое прикрывает, словно наготу, вот этими дурацкими разговорчиками о своей несчастной жизни… Она, видимо, создана для таких дел. Имей ты такое же тело, но свои мозги – ты бы не подошла им, просто не смогла бы вести такой образ жизни. И давай-ка не будем судить ее за то, что она получает от этого наслаждение, равно как и те, кто приходит к ней… Это не насилие, это образ жизни, и его надо принимать как данность. Для подобных людей.
– Слушай, ты, развратный тип, ты всегда носишь в своих карманах презервативы?
– Что поделаешь… А почему ты назвала меня Борисом?
– Да так, на всякий случай подстраховалась… Мало ли что…
Он проводил Юлю из гаража домой, чмокнул торопливо, как-то по-родственному, в прохладную щеку и отправился домой пешком.
Когда Юля ложилась в постель, в окне заблестели первые бледные лучи восходящего солнца. Последней ее мыслью было: надо непременно заснуть, восстановить растраченные за долгие день и ночь силы.
Автоответчик звал ее, но она уже ничего не видела и не слышала. Она спала.
20 июля В агентстве Юля появилась только в полдень – бодрая и отдохнувшая.
Крымов, выйдя из своего кабинета, молча взял ее за руку и затащил к себе, прикрыв за собой дверь. Она и опомниться не успела, как он, сжав ее в своих сильных руках, поцеловал долгим и властным поцелуем, раздавив верхнюю губу и перекрыв ей дыхание. Это был не поцелуй – это было насилие, грубость, за которой угадывалась ревность и чувство собственника. Но это было даже приятно уже потому, что ей это не приснилось. Факт, о котором она потом будет долго вспоминать, снова терзаясь ревностью, новыми обидами, болея старыми душевными и все еще кровоточащими ранами.