– Нет, это и мое дело тоже. Он был вместе со мной весь день, и в том, что случилось, нет его вины.
– Не беспокойся, больше он с тобой не поедет. Я придумаю что-нибудь еще.
Он вдруг заметил, как исказилось ее лицо при этих словах. Черт возьми, почему он такой осел?
– Ты совершаешь ошибку. Ему обязательно нужно вернуться. У него еще есть дела, которые он должен закончить.
– Не нужно этих клише, Лаки. Он останется дома.
Девушка буравила его глазами:
– Сэм...
– Я принял решение.
– Нет, не принял! – Джей-Джей встал между ними. – Лаки права. Я должен вернуться. Я не собираюсь обращать внимание на этих ослов, которые называют меня подхалимом и нюней. И пусть я завтра приду еще с одним синяком, ты меня не остановишь!
Мальчик почти плакал. Сэм взглянул в лицо своему маленькому брату и вдруг увидел в нем себя самого, тринадцатилетнего подростка, вернувшегося домой в ссадинах и синяках после драки с Билли Мартинни, назвавшего его учительским любимчиком.
Он закрыл глаза, отгоняя воспоминание прочь. Да, есть вещи, которые мальчишки должны иногда делать. И драться порой тоже должны. И брат действительно должен вернуться туда.
И Сэм знал, что должен сделать он сам. Извиниться перед обоими.
– Ты действительно хочешь вернуться в Пибоди?
– Да, хочу. Сначала я думал по-другому, но теперь понял, что хочу.
Сэм глубоко вздохнул:
– Хорошо. Поезжай.
Он заметил, что Джей-Джей довольно улыбнулся.
– И... прости меня, что я не поверил тебе. Я должен доверять тебе.
Мальчик улыбнулся еще шире и пошел в дом. Вот ты и одержал одну маленькую победу, парень, подумал Сэм. Потом он поднял глаза на Лаки и окончательно убедился, что сделал все правильно.
– И ты прости меня. Я целый день беспокоился и места себе не находил, думая, как вы там.
– Все в порядке. Ты принял правильное решение.
Она подошла ближе, обняла его за шею, притянула к себе и быстро поцеловала. Да, она тоже одержала сегодня одну маленькую победу.
Когда Лаки сошла с его крыльца, села в грузовик и поехала к гаражу, он вдруг почувствовал, что где-то глубоко внутри его поднимается буря. Буря, которой он пока не находил объяснения, но точно знал, что ему будет стоить больших усилий утихомирить ее.
Лаки с трудом сдерживалась, чтобы не постукивать пятками по твердому деревянному полу хорового балкона. Бесс Джонсон, сидевшая слева, кидала на нее неодобрительные взгляды, и Лаки уткнулась в сборник церковных гимнов, попытавшись сосредоточиться на тексте и машинально произнося слова хорошо знакомой молитвы.
Бесс было около пятидесяти лет, впрочем, вернее сказать, у нее вообще не было возраста. Чопорная, правильная до тошноты, она работала старшим кассиром Первого национального банка Фридома. Ее спина была такой же прямой и жесткой, как колонки цифр в ее бухгалтерских книгах. Она презирала сантименты, маленьких детей и человечество в целом. Невозможно было даже представить себе, что Бесс могла с кем-то заниматься любовью. Слишком грязно.