Тем временем я все еще был поглощен половым размножением бактерий и часто ездил в Лондон к Биллу Хейсу, в его лабораторию при Хэммерсмитской больнице. В тех случаях, когда перед возвращением в Кембридж мне удавалось вытащить Мориса пообедать, я вновь начинал думать о ДНК. Но иногда Морис во второй половине дня куда-то исчезал, и его сотрудники были убеждены, что на горизонте появилась девушка. Правда, в конце концов выяснилось, что ничего такого не было: в эти дни он занимался фехтованием в спортивном зале.
Отношения с Рози оставались такими же напряженными. Когда Морис вернулся из Бразилии, ему было нетрудно прийти к заключению, что она даже больше, чем прежде, ничего не хочет слышать о сотрудничестве. Поэтому в поисках утешения Морис занялся интерференционной микроскопией, пытаясь найти способ измерения хромосом. Руководителю лаборатории Рэндоллу было заявлено, что Рози следовало бы подыскать другое место, но в лучшем случае на это потребовался бы год. Нельзя же было просто взять и уволить ее за язвительную улыбку. К тому же ее рентгенограммы становились все более совершенными. Однако спирали, судя по всему, ее по прежнему не прельщали. Вдобавок, по ее мнению некоторые данные указывали на то, что сахаро-фосфатный остов находится на поверхности молекул ДНК. А судить, есть ли какие-нибудь научные основания для такого утверждения, было очень трудно. До тех пор, пока у нас с Фрэнсисом не было доступа к ее экспериментальным данным, следовало избегать предвзятых выводов. Поэтому я и продолжал заниматься вопросами пола.
Теперь я жил уже в Клэр-колледже. Вскоре после моего водворения в лабораторию Макс пристроил меня туда в качестве стажера. Конечно, я не собирался писать еще одну диссертацию, но иначе мне не удалось бы получить квартиру в колледже. Выбор оказался неожиданно удачным – помимо вида на Кэм и прекрасного сада, там, как я убедился в дальнейшем, к американцам относились особенно любезно.
До этого я чуть было не попал в Джезус-колледж. Сначала Макс и Джон решили, что мне легче будет вступить в один из колледжей поменьше, где относительно немного стажеров, особенно по сравнению с большими, знаменитыми и богатыми колледжами вроде Тринити или Кингз. А потому Макс попросил физика Дениса Уилкинсона, который тогда был членом Джезус-колледжа, узнать, нет ли там свободных мест. На следующий день Денис сообщил, что Джезус-колледж согласен меня принять и мне следует явиться туда, чтобы узнать, какие для этого нужны формальности.
Однако после разговора с заместителем декана я решил устроиться где-нибудь еще. Оказалось, что малочисленность стажеров в Джезус-колледже связана с его грозной репутацией. Жилья здесь не предоставляли, и единственным следствием моего вступления было бы право защищать диссертацию, чего я делать не собирался. Ник Хэммонд, заместитель декана Клэр-колледжа, нарисовал передо мной куда более радужные перспективы. На втором году стажировки я смогу жить в колледже. Привлекало меня и знакомство с другими стажерами-американцами.