– Ты чего? – тихо опросила она.
– Здесь, на указательном пальце, пятнышко чернильное у тебя всегда было, – ответил Игорь, волнуясь от ее близости и не понимая, что с ним происходит. – Ведь столько лет рядом, бок о бок сидели, а, Настя?
– Да, – сказала она, ниже опустив голову.
– И не видел, что у тебя такие колечки на шее.
– Ты многое не замечал.
– А руки у тебя всегда полынью пахли.
– Это от веника… Плохо, да?
– Что ты, наоборот! Твой запах.
Игорь наклонился и неловко поцеловал шею, покрытую белым пушком. Настя вздрогнула, вскочила, повернулась к нему. Глаза были полны слез. Он, зажмурившись, обнял ее, с отчаянной решимостью поцеловал сухие и твердые губы, ощутив холодок зубов.
– Игорь, Игорек, – шепотом говорила она, чуть отодвигаясь, но не отталкивая его. – Игорек, милый, не надо!
«Что я делаю? – с ужасом подумал Игорь. – А Оля?»
Руки его скользнули с плеч Насти. Она отвернулась, быстро отошла к печке. Долго молчали.
«Обиделась», – решил Игорь, поглядывая на девушку, стоявшую спиной к нему.
– Ты не против, что я в Москву собралась? – спросила вдруг Настя.
Голос ее звучал неуверенно.
– Конечно, нет! Это ведь даже здорово! – воскликнул он. – Вдвоем веселей будет!
Он радовался тому, что Настя не заплакала, что все кончилось так просто и хорошо.
Строго наказав Славке и Людмилке, чтобы не мешали, Игорь учил в беседке литературу. Дело двигалось медленно. Он часто задумывался, отвлекался. После встречи с Настей все перепуталось у него в голове. Он то бранил себя за несдержанность, называл тряпкой и подлецом, то радовался, что отомстил Ольге. Ведь и она тоже целовалась, наверное, со своим моряком.
Конечно, Ольга особенная, красивая, ни одна девушка в Одуеве не могла сравниться с ней. Зато Настя проще и ближе ему. И уж она-то никогда не изменит, не будет встречаться с другим.
– Иго-о-орь! – услышал он протяжный крик Марфы Ивановны. – Ребята к тебе!
– Эй, в беседку идите! На дорожке появились Виктор Дьяконский и Сашка Фокин. «Пат и Паташон, – усмехнулся Игорь. – Правильную им кличку дали!»
Худой и длинный Виктор на две головы выше толстяка Сашки. Сейчас худобу Дьяконского подчеркивало то, что он был в футболке и белых летних брюках, а на Фокине широкий пиджак, делавший его почти квадратным. Лицо у Сашки пухлое, расплывшееся. Маленький нос потонул среди щек. И вообще весь он какой-то мягкий, округлый. У Виктора же, наоборот, все резкое, угловатое: острые колени, острые плечи, острый выпирающий подбородок.
Дьяковский – человек замкнутый и серьезный. Читал газеты и толстые скучные книги. Держался всегда прямо, по-военному, не сутулясь. Школу он окончил отличникам. На выпускном вечере подвыпивший математик во всеуслышание заявил, что у Дьяконского профессорская голова.