— Волосы-то все на концах обгорели… И платье…
Кто-то из юношей снял пиджак, на него уложили Маринку. Самым последним к лежащей на берегу Маринке как-то боком, смущаясь, подошел Димка.
— Ну ты-то хоть убрался бы! Правда, баран! — прошипел Борька. — Одни неприятности от тебя вечно.
Димка втянул голову в плечи, медленно повернулся и зашагал в сторону города. Посрамленная Марина Войтенко незаметно ушла еще раньше него, как только Смирнова упала после своего безумного танца.
Остаток вечера прошел в молчании. Маринку насильно напоили разогретым в котелке вином, потом какое-то время все просто молча сидели у костра. Впечатление, которое ее выходка произвела на ребят, было чересчур сильным, чтобы продолжать веселиться или даже просто говорить о чем-то другом. Вечер оказался безнадежно испорчен. Маринку бил озноб, она в изнеможении куталась в чей-то пиджак и уже понимала, что заболевает.
— Вот и распрощались с прежней жизнью… Безжалостно! — грустно протянул кто-то.
— Все прощания такие, наверно…
Ближе к полуночи печально разошлись. Едва живую Маринку довел до дома Борька.
— А знаешь, ведь Ольга тогда действительно была беременная, — одними губами сказал он, когда они стояли в подъезде. — А они ее заставили сделать аборт — родители и директриса. Я не хотел этого… Мои родители тоже не хотели. Я тогда думал, что люблю ее!
Маринка тихо вздохнула и обняла Борьку. Она почти не удивилась — просто приняла все как есть.
— Вот видишь… А я ведь ей поверила тогда…
— И всех убедила! Это ты мне помогла тогда, помнишь, когда все издевались… Я этого никогда не забуду. И Ольга тоже… Хотя она не скажет, наверно. Но я знаю…
— Я пойду. Холодно очень… — Маринка зябко передернула плечами. Она уже ясно чувствовала начинающуюся простуду.
— Да-да, конечно! — засуетился Борька. — Ты это, не переживай из-за Соловьева. Мне, ей-богу, морду ему за тебя набить хочется!
— Не стоит. Пусть живет как знает…
— Он недостоин тебя. Он слюнтяй!
Маринка вернула ему пиджак и стала медленно подниматься по лестнице. Борька стоял и смотрел, как она идет.
— Выпей обязательно горячего чаю! И аспирин не забудь! — прокричал он снизу.
— Хорошо… — Маринка обернулась и слабо махнула рукой: — Иди, не стой, поздно уже.
Дома она бесшумно разделась и сразу легла на кушетку. Все уже спали. В гулкой тишине громко стучали часы. Девушка почувствовала, что проваливается в глубокий, болезненный сон. Ночью она металась, стонала, горела — ей снился Димка, строящая гримасы Марина Войтенко, Вика, Борька, Ирина Николаевна и еще какие-то чужие, незнакомые люди.