— Ну знал… — согласился Димка. — Видел, как он вокруг школы, где ты работаешь, кругами ходит. Как напьется, все его туда тянет. Всем встречным рассказывает, какая у него жена красавица и недотрога… Уж я-то про это лучше его знаю! На том и сошлись. — Глаза Димки хитро блеснули.
Маринка отвела взгляд и помрачнела. Дело обстояло куда хуже, чем она предполагала, — Димка знал все и, кажется, жалел ее. А уж как она жалела себя!
— И как вы с ним живете? — деланно равнодушным тоном спросил Димка.
— Хорошо! — встрепенулась она. — Очень хорошо живем!
— Он мне рассказывал, у тебя ночные смены часто… Как ни придем — тебя все нет. Леха говорит, в смену ушла…
— Да, смены! — очнувшись, повторила Маринка. — Я не только в школе работаю. Еще много чего делать приходится. Надо зарабатывать — семья…
— Поздно уже, — задумчиво сказал Димка, продолжая во все глаза смотреть на Маринку. — Я пойду домой.
— Иди-иди, я следом за тобой, — ответила она.
— Куда это ты собралась на ночь глядя? — удивился Димка.
— Да это я так, пошутила, — спохватилась Маринка. — Мне рано на работу, пора спать.
— Я еще зайду к тебе как-нибудь, можно? — нерешительно сказал Димка. Он мялся в дверях и все никак не мог уйти, точно дожидался приглашения остаться.
Маринка ничего не отвечала. Она продолжала сидеть перед столом с остывшим чаем и хлюпала носом, низко опустив голову, изо всех сил стараясь, чтобы нечаянный гость не заметил приступа ее отчаяния. Наконец Димка ушел. Только тогда Маринка дала волю слезам. Она и не думала, что их накопилось столько! Все, от чего она бежала в последние четыре года, вдруг снова оказалось совсем рядом, в комнате семейного общежития, заботливо выхлопотанной Лидией Ивановной, для того чтобы она здесь счастливо жила со своим молодым мужем! Маринка с ненавистью почти посмотрела на лежащего Алексея и опрометью выбежала на улицу.
…Маринка часто слышала в детстве от матери, что человек ко всему привыкает. Справедливость этих слов она смогла оценить лишь теперь. Вопреки прежним опасениям, она достаточно быстро привыкла к новому самоощущению, родившемуся в результате второго пришествия Димки и той двойственной ситуации, которая сложилась теперь в ее личной жизни. Сказать, что появление Соловьева было совсем уж неожиданным, — значит покривить душой. Как бы там и что ни менялось в душе в связи с училищем, новыми друзьями, молодым мужем и любимой работой — где-то глубоко в Маринкином подсознании оставался потайной уголок, в который она не впускала никого. И уголок этот всецело и безраздельно принадлежал только одному человеку, чьего появления она ждала каждый день и смертельно боялась. Ждала потому, что до сих пор любила, а боялась…