— Я попрошу вас о том же одолжении, мадам: не торопитесь.
Он сбросил сапоги и остатки одежды, а затем приник к любимой нагим телом. Прижавшись к мужу, Серинис ласкала его, вызывая тихие стоны. Ее ладони блуждали по телу Бо, их губы слились в неистовом поиске, глаза затуманило желание. Серинис стала подталкивать мужа к креслу, он подчинился, посадил ее к себе на колени, развязал тесемки нижней юбки и снял ее через голову. Не успела юбка упасть на пол, как лоно Серинис заполнила жаждущая плоть, исторгнув из ее уст возглас экстаза.
— Прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз держал тебя в объятиях, — прошептал Бо, скользя губами по ее шее.
Серинис кивнула, запрокидывая голову. Прерывистый вздох вырвался у нее, когда губы Бо охватили бутон, венчающий грудь. Он запульсировал от горячих влажных прикосновений.
Она смотрела на него горящими глазами, не скрывая возбуждения. Одетая в одну нижнюю сорочку и чулки, она медленно задвигалась, доставляя удовольствие и себе, и мужу плавными покачиваниями. Вскоре дыхание Бо стало хриплым и отрывистым, а Серинис продолжала проявлять изобретательность, словно вознамерившись оставить далеко позади любую искусительницу. Она гладила его плоские соски и сильные бедра, проводила языком по верхней губе мужа. Приподнявшись, она взялась обеими руками за закругленную спинку кресла, приближая набухшие груди к горячему рту Бо. Они нависли над ним, словно спелые плоды, увенчанные розовыми ягодами. Он подхватил их обеими руками и стал неистово целовать. Немного погодя он сжал ее ягодицы, и наконец оба застонали от восторга и изнеможения. Страсть охватила их, отняла способность дышать, унесла к сияющим вершинам.
Когда рассудок наконец вернулся к нему, Бо еще долго не мог опомниться. Обняв жену, он поцеловал ее в губы.
— Это было замечательно, — довольно вздохнула Серинис.
— Ничего подобного я еще не испытывал, — признался Бо. — Но от слабости я теперь едва ли способен поднять руку…
— Пожалуйста, не надо! — прошептала Серинис. — Лучше обнимай меня.
Бо прижал ее к себе и с изумлением понял, что его плоть вновь начинает твердеть в ней.
— О-о! — простонала Серинис. — Так еще лучше…
— Что ты делаешь со мной?
— Теперь я уверена, что, кроме меня, тебе никто не нужен.
— Конечно, ведь мне никогда не пресытиться тобой.
— А я проголодалась…
— Ты о чем?
Засмеявшись, Серинис подняла голову.
— О еде, разумеется!
— Тогда, пожалуй, нам следует одеться…
— И лишиться такого удовольствия? — Серинис заерзала на коленях у мужа.
— Выбирай что-нибудь одно, — посоветовал Бо. — Или я, или ужин.