На остров опустились сумерки. На горизонте появилась луна, словно большой цветок апельсинового дерева. Поднимаясь все выше по небосводу, она становилась бледнее, пока, наконец, не засияла голубоватым серебром. Томительно тянулись часы. Когда Рюарк успокаивался, Шанна присаживалась около кровати и подолгу не отрывала от него глаз. Порой ее одолевала дремота.
Пробило полночь. Она по-прежнему бодрствовала. Рюарк начинал стонать, иногда бормотал что-то непонятное. Сердце у Шанны колотилось от страха, когда из его пересохших губ вырывались особенно тяжелые стоны. Она боялась, что он попытается подняться, а у нее не хватит сил его удержать, хотя он и был очень слаб. Рюарк неожиданно пробормотал нараспев первые слова какой-то детской считалки, потом резко остановился на полуслове. Лицо его исказила болезненная гримаса. Он грубо схватил Шанну за плечи и притянул к себе, широко раскрыв глаза.
— Черт побери! Я никогда раньше не видел эту девушку! — прорычал он. — Почему вы думаете… — Он с глухим возгласом оттолкнул от себя Шанну и уставился пустыми глазами на балконные двери. Уголки его рта печально опустились, и он заговорил нараспев: — Четыре стены… Потолок… Пол… Дверь… Считай камни, пусть их будет много. Считай дни, один за другим. Но как, если ты никогда не видишь солнца? Этот монотонный монолог превратился в невнятное бормотание, и он зажмурился. Шанна подумала, что его опять беспокоит боль в ране, и потянулась к салфетке в тазике с водой, но замерла, когда Рюарк снова заговорил. На этот раз слова были ясно различимы, а резкий и сердитый тон вполне отвечал внезапно появившемуся на его лице злобному выражению.
— Возьмите все! Возьмите мою жизнь! Что мне остается теперь, когда эта девушка уехала? Будь она проклята! Я ненавижу ее! Волнует, соблазняет меня, а потом скрывается. Она играет мной! Будь проклято ее лживое сердце! Непостоянная!
Голос Рюарка оборвался, и он разрыдался, закрыв лицо рукой. У Шанны сжалось горло. Из ее глаз также хлынули слезы, она наклонилась к Рюарку, пытаясь его успокоить. Он смотрел на нее широко открытыми глазами, но не узнавал.
— И все равно я люблю ее. Я бы мог бежать, обрести свободу… Но она держит меня как привязанного. — Руки Рюарка сжались в кулаки, и он тяжело вздохнул: — Я не могу здесь оставаться. И не могу уехать. — Глаза его закрылись.
Чувствуя себя глубоко несчастной, Шанна опустила голову. Как неосторожно она играла с ним! Она не хотела его соблазнять, как не желала и сама поддаться его обаянию. В ту холодную темную ночь в лондонской тюрьме она не предвидела такого конца. То была игра, которую она затеяла назло отцу, желая его перехитрить. Она хотела доказать самой себе, что ей нет никакого дела до чувств и волнений других. Шанне было стыдно. Она была жестока ко многим мужчинам, по Рюарк был единственным, кого ей не хотелось ранить. Теперь же он из-за нее умирал, и она ничего не могла сделать, кроме как остаться у его постели, беспомощной и бесполезной.