На пороге появился Ролстон с ханжеской миной на лице. Он галантно осведомился у Шанны:
— Хорошо ли вам спалось, мадам?
— Очень хорошо, сэр. А вам?
— Всю ночь не сомкнул глаз.
Он удалился, направляясь к Гэйлорду.
— Что он хотел этим сказать? — спросила Шанна подошедшего Рюарка.
— Что он все знает, разумеется, — ответил тот.
Когда подъехали кареты, и Траерн занял свое место в экипаже, Рюарк помог подняться и Шанне. Следом за ней полез было и Гэйлорд, однако Траерн преградил ему дорогу:
— Будьте любезны, сэр, пройти к другой карете. Я должен поговорить со своим рабом.
— Раз вам так угодно, сэр… — пролепетал обескураженный аристократ.
— Прошу вас, — не допускавшим возражения тоном произнес Траерн.
Разговор в пути вертелся вокруг мест, по которым они проезжали, и касался богатств этой страны. Движение кареты убаюкало Шанну, которая ночью спала очень мало. Сначала она откинулась на спинку сиденья, а потом совершенно естественным движением опустила голову на плечо мужа. Рюарк почувствовал себя неловко под тяжелым взглядом Траерна.
— Вы, кажется, хотели мне что-то сказать, сэр? — спросил он, чтобы превозмочь неловкость.
— По правде говоря, ничего особенного, просто мне не хотелось ехать в обществе Гэйлорда. У вас озабоченный вид, господин Рюарк. Уж не мешает ли вам Шанна?
— Нет, сквайр, но я не привык к тому, чтобы женщина дремала на моем плече на глазах у своего отца.
— Успокойтесь, господин Рюарк. Пока дело не заходит слишком далеко, я разрешаю вам подставлять плечо моей дочери.
Питни надвинул на брови свою треуголку и посмотрел на молодого человека, что еще больше усилило смущение Рюарка. Он начал догадываться, что этот здоровяк знает о них больше, чем можно было предположить.
В полдень они остановились на обочине дороги и позавтракали тем, что приготовили для них на постоялом дворе, и почти сразу после этого продолжили путешествие.
Вечером кареты остановились на выезде из ущелья Рокфиш. Перед путешественниками открылась величественная панорама. На севере и юге поднимались горы. Долины в лучах предзакатного солнца были окрашены в цвета темной меди. Шанна в благоговейном восторге замерла перед этим великолепным зрелищем, в сравнении с которым меркли воспоминания о мягких, влажных вечерах в Париже или о буйной растительности английских полей.
— Возможно, дождем размыло низинные участки дороги, — обратился Рюарк к Траерну, снова поднявшемуся в карету. — Я поеду вперед и расставлю знаки для кучеров. Дорога пойдет главным образом под гору. Я либо вернусь к вам, либо буду ждать у въезда в поместье.