В тот же момент старая бородатая «нимфа» вскочила с проклятьями со своего места в глубине купальни и сказалась графом Траутманнсдорфом шестидесяти лет, страдающим подагрой. Он приблизился к Актеону и отвесил ему звонкую оплеуху, которая, впрочем, пришлась прямо по рогам.
«Будь счастлив, рогоносец!– воскликнул граф Траутманнсдорф.– Я вижу, рога тебе пригодились! Убирайся к черту, к себе в Польшу, ты, старый рогатый повеса!»
Во время этой перепалки Диана со своими нимфами добежала до двери павильона, однако тут они встретили человек пятнадцать слуг, возвращавшихся из другой купальни. Прямо за ними шел в купальном костюме их молодой господин граф Цвирби, который с удовольствием высек бы их всех за появление в этом месте.
Он, в свою очередь, не преминул предложить Диане свои услуги, однако она ускользнула за дверь, причем с плеч у нее слетела белая накидка, а за ней исчезла и вся компания. Затем все вместе отправились обедать в близлежащий домик. За обедом они слушали музыку. Неизвестно, кто из троих графов заказал ее. Что касается меня, то я думаю, да простит меня Бог, что это дело рук нашего графа Истерия, который к тому же напевал какие-то дурацкие песенки:
«Терпение, ах, дорогой мой Флориан! Посмотрите-ка на кошечку императора... Терпение!»
Я заканчиваю свое письмо просьбой не принимать все сказанное за выдумку и безоговорочно и тотчас, сударыни, поверить мне,
Вашей покорной и верной Нимфе».
Оригинал этого веселого письма написан по-французски. Мы как будто воочию видим постоянно пребывающую в хорошем расположении духа доброжелательную Аврору, обладающую свойством в увлекательной форме передать нам тонко подмеченный юмор ситуации. Она обладала к тому же даром показать слабые стороны своих ближних в такой мягкой форме, что они никогда не обижались на нее.
Она прекрасно разбиралась не только в истории, географии и генеалогии, но и в законах музыки и сочиняла ее для виолы и лютки. Она охотно встречалась с музыкантами и вообще с талантливыми людьми и особо отличала уже ранее проявившего себя как оперного певца и исполнителя органной музыки Иоганна Маттисона, с которым познакомилась в Гамбурге. Этот музыкант прославлял се как «необыкновенную и широко известную покровительницу изящных искусств, от которой он слышал немало комплиментов и удостоился многих милостей».
Ока великолепно пела и танцевала, занималась живописью и рисовала. Как пишет в своих воспоминаниях Хакстаузен, сын гофмейстера Августа Сильного, «она была необыкновенно умна, одинаково покладиста и противоречива и всегда прелестна, по-новому возбужденно радостна... Она, случалось, терпеливо убеждала какого-нибудь молодого, но уже сумасбродного вельможу, новичка в искусстве, приобщиться к нему и полюбить его...»