В Берлине графиня какое-то время жила инкогнито под именем мадам Лакапитэн у некоего Винцента, и ее расходы составляли редко более двух талеров в день. Она вела себя очень скромно, нанимала экипаж и только через некоторое время сошлась с высокопоставленными особами, которых частично уже знала.
Через какое-то время после приезда в прусскую столицу она неожиданно и к своему ужасу узнала, что посланные ею в Теплиц вещи конфискованы на богемской границе. Так как возврат их встречал препятствия, она была вынуждена отправиться в Теплиц сама, где ей удалось выручить большую часть ящиков после уплаты значительной суммы, после чего ока вернулась в Берлин, забрав ящики с собой.
Снова начались оживленные устные и письменные контакты с ней с целью убедить ее вернуться в Саксонию. Она отвечала, что не хочет жить в Пильнице как изгнанница и вернется в Саксонию только в том случае, если Август собственноручно напишет ей, что может подождать с обменом бумаг до освобождения Рантцау, и что «она может надеяться на уважение к своей личности и свободе, как все остальные порядочные люди».
Однако мало кто верил, что документы действительно у Рантцау, опасались также, что она может заговорить, опасались «ее ядовитого и опасного языка, ее предприимчивости и дерзкого ума, способного на все, чтобы удовлетворить свои прихоти и свою ненависть, любыми средствами спровоцировать трения и разлад между обоими государствами». И саксонский посланник в Берлине получил задание добиться ареста графини и высылки ее на родину. Не были забыты также 1000 талеров для одного из королевских фаворитов.
Фридрих-Вильгельм I был проинформирован: графиня отказалась отдать в общем-то не имеющие особой ценности бумаги, содержащие лишь некоторые интимные подробности, касающиеся польско-саксонского короля, что лишний раз доказывало полное сходство обычного мужчины с королем, «однако было не очень-то приятно, если бы тайное стало явным». Август имел полное право строго покарать графиню, однако он не хотел навредить ей, а только якобы предупредить ее действия.
Между тем наступило время Лейпцигской ярмарки, во время которой заключались основные сделки. И так как имущественные отношения графини требовали ее неотложного присутствия там для переговоров с поверенным, она направилась в Галле, чтобы быть поближе к нему. Перед отъездом она вместе с Перлхефтером упаковала свои драгоценности, один сундук тайно передала некоему Нойбауэру, который дал ей расписку, другие – симпатизирующему ей господину фон Даллвигу в Бойценбурге, он позже передал их матери графини. Несколько штук остались в занимаемой ею квартире, принадлежавшей шталмейстеру Францу.