– Но, по слухам, правительство и верхушка организованной преступности достаточно срослись, чтобы вполне доверять друг другу.
Бульдинг нахмурился:
– Это вы на что намекаете?
– Просто передаю то, что говорят в широких народных массах.
– Спасибо, – сказал Бульдинг язвительно. – Вам из вашего лимузина слышнее, о чем говорит народ, чем мне.
– Не сомневаюсь, дорогой Бульдинг. Вы, кстати, тоже вроде бы правительство!
Бергманс покачал головой:
– Я чуть ли не единственный человек в правительстве, который не интересен никакой мафии. Кстати, это у вас не навязчивая идея видеть везде козни и заговоры? Так ведь можно, подозревая всех, настолько расширить список подозреваемых, что не сможем сконцентрировать усилия на действительно важных направлениях! Мы то и дело получаем сигналы о высадке крупных отрядов боевиков, специально обученных где-то в Европе, о сверхнеуловимых киллерах, что получили задание убить нашего премьера и сорвать мирный процесс. О готовящемся морском десанте сирийцев, о зомбированных полицейских из охраны высокопоставленных лиц, что в нужный момент по сигналу повернут оружие против тех, кого охраняют… Все оказывается чепухой, если не считать шахидов-одиночек, но и тех мы научились либо вылавливать, либо расстреливать до того момента, как они приведут в действие взрывное устройство…
Бульдинг сказал с величавым спокойствием:
– Это моя работа – подозревать всех.
Ваучер вздохнул, поинтересовался жалобно:
– Надеюсь, дорогой Жан-Поль, хоть меня не подозреваете?
– С какой стати? – удивился Бульдинг. – Конечно же, подозреваю.
– Ну спасибо, – сказал Ваучер саркастически. – А почему?
– Как «почему»? – еще больше удивился Бульдинг. – А докажи, что не шпион!
Олмиц поддержал как силовик силовика:
– И вообще, где гарантия, что он сейчас не бросится на нас и не покусает? Вид у него еще тот… Может быть, на всякий случай отправить его на перепроверку психической адекватности? А то у него что-то глазки бегают… и руки вроде бы потные…
Файтер поглядывал на повеселевших министров, все инстинктивно стараются уйти от неприятной темы, что так по-человечески понятно, но… теперь уже не уйти.
Первый крупный эшелон суперэлитных частей уже просочился в Израиль поодиночке и малыми группами. Очень кстати пришелся вывод израильских поселений из сектора Газа. Акции протеста охватили тогда весь Израиль, со всех стран мира начали приезжать добровольцы, которые вместе с израильтянами устраивали многотысячные демонстрации, призывали к неповиновению, уговаривали полицию и армию не подчиняться правительству Ариэля Шарона, объясняли, что это предательство – оставить Газу.