На минуту воцарилось молчание, слышалось только позвякивание чайных ложечек. Мы все, подумал я зло, постоянно и подленько врем. И добро бы «во спасение», а то угодливо поддакиваем даже по такой мелочи, что да, Бэзил Пупкинс – велик, велик, а вот Айвэн Пуппэнс так и вовсе войдет в историю как создатель виртуреализма… хотя ни того, ни другого не читали. Но как не врать, когда каждый депутат или президент страны, не моргнув глазом, говорит прямо в телекамеру, что у него на рабочем столе лежит раскрытый Чехов… или Игуансон, Толстой, Достоевский, а на очереди еще Фет… Набоков, Кафка?.. А в поездку по регионам он берет Бунина… Бодлера, Папуансона?.. И все мы видим, что брешут, как поповы собаки? То же самое в политике, культуре, искусстве?
Все брешут, гады!.. Все. И президент, и депутаты, и соседи по лестничной площадке. Брешут трусливо, брешут по-мелкому. Зачем? Ведь никому же не оторвут гениталии, если скажет честно, что читает только Доцюка и Головенко! Но врут, ибо эта брехня уже стала нашей второй кожей. Да где там второй – первой. Сними ее – и подохнем!
Но если… не подохнем?
Лютовой сказал раздраженно:
– Хватит нам увязать в вечных бесплодных спорах о России! Особенно с теми, кто вечно и непрестанно вопит, что Россия – дерьмо, русские – дерьмо, что нам, тупым и криворуким, вечно жить в дерьме, пока нас Запад не вытащит из дерьма за уши. Хватит с этими спорить. Уже пора уничтожать. Молча. Стрелять – кто может стрелять, бить топором – у кого топор, травить и душить – у кого только голые руки.
Майданов сказал шокированно:
– Нельзя быть таким экстремистом!
– Почему?
– Да просто нельзя! Некоторые вещи нельзя потому… что нельзя.
Лютовой сказал твердо:
– Эту грязь надо вымести из нашего народа, ибо грязь имеет обыкновение расползаться, пачкать других.
– Нельзя, – повторил Майданов. – Вы – экстремист. Боремся с этим экстремизмом, боремся… а он откуда-то берется снова. Мне рассказывали, как недавно на центральной площади организованно прошло сжигание основного труда самого большого экстремиста… даже имя его не хочу произносить…
Шершень поддержал серьезно:
– И не надо, тьфу-тьфу, на ночь глядя… Мы все недавно видели демонстрацию слабости этого общества… да что там общества – всего так называемого западного мира! Западного – не по географии, а по ареалу признанных ценностей. В этот западный попадает не только Россия, мы вечно враскорячку, но и всякие там сингапуры или южнокореи. Мы видели, как сжигают книги, ибо в слабеющем западном мире уже запрещены ряд книг, ряд идей, ряд мыслей.