Даже Руслан, впервые оказавшийся в пустыне, уразумел, что вылить здесь воду - значит обречь и себя, и других на верную гибель.
- Смерть приносит ангел Саммаэль, - растолковал ему Лейба, - в виде ядовитой капли на конце меча. Вольет эту каплю хворому в рот - и мертв человек.
- Черт с ним, с ангелом Самосъелом, и с тем, кто умер, - его уже не воскресить! Воду-то зачем выливать?
- Совершив свое дело, ангел смерти омывает огненный меч в близлежащей воде. Посему эту воду надо вылить, чтоб не погибнуть.
- Без воды скорее погибнем. Не знаю, как Пинхас, - может, ему какой-нибудь ангел и достанет воды с неба, а нам где ее тут взять?
- Пей, - алан Арсамух протянул ему флягу. - Эх, не хватит воды до Хорезма, Придется пить верблюжью кровь - одно спасенье.
- Вам хорошо, вам разрешается пить кровь животных, - вздохнул еврей. - А для нас это грех. Сказано в книге Левит: «Душа всякого тела есть кровь его; всякий, кто будет ее есть, истребится». Так Пинхас говорит, - я-то сам читать не умею.
- Не умеешь читать, - вмешался Карась, - откуда знаешь, что написано в этой книге?
- Пинхас говорит.
- А может, он врет, твой Пинхас?
- Нет. Он талмуд-хахам, большой знаток писания. Даже мясо мы едим обескровленное. С кровью - грех.
- А дышать вам не грех?! - загремел Арсамух. - Ешьте прах, пейте мочу, это ваше дело. Но не заставляйте страдать других из-за ваших обычаев.
- Я чем виноват? - Лейба не сводил жалостных глаз с фляги у губ Руслана. Когда воды вдоволь, не хочется пить. Но стоит узнать, что воды уже нет и больше не будет,- как назло, сразу же охватывает яростная жажда. С едою тоже так.
Руслан - несмело:
- Можно дать ему?
Арсамух - великодушно:
- Дай. Только он после тебя не станет пить. Ты - нечистый, а он, видишь ли, благородный. Не дай бог, осквернится.
Лейба, хватая флягу:
- Какой благородный? Я всего лишь ам-хаарец. И все мы божьи дети. И плевать мне на Пинхаса, если хочешь знать. Хоть и сказано в трактате Сангедрин, лист сто десятый, страница первая: «Кто думает плохо о законоучителе, грешит так же, как если бы это относилось прямо к богу». О Яхве! Что пред тобою наша добродетель, наше могущество, наша справедливость? - Он боязливо оглянулся - и жадно припал к фляге, к которой только что прикасались губами презренные язычники. Затем протянул ее Карасю: - Хочешь?
- Хочу.
- Вот и побратались, - усмехнулся алан. - У нас есть обычай брататься вином и кровью. Ну, что ж, а мы побратались водою, то есть тем, что сейчас для нас дороже вина и даже крови.
Вода и кровь. Человечья кровь, конечно, не вода, верно сказано, но без воды кровь тоже не кровь: сгущаясь, она превращается в вязкую патоку. Началось самое страшное, что может быть в пустыне: медленное усыхание под палящим, злобно пылающим солнцем.