Туснэльда вынула меч, пригнула к котлу пастухову чубатую голову. Ну и что? Пускай. Кем-то больше, кем-то меньше. Чего тут старика какого-то жалеть, если даже богам суждено околеть. Жалел он иных. А где они? Не стоит шуметь. Хватай, что можешь, пока живешь. Ешь, пей - и бей. Надоело трястись над кусками: И всех бояться. Всякий пес паршивый верх над тобой хочет взять. Вечно - угрозы. Довольно! Не все кому-то нас обижать. Чем мы хуже? Тоже можем обидеть. Пусть теперь полезут к нему…
Он отыскал свой путь.
Место его - среди этих лихих, сильный людей. Как их бога зовут? Водень? Да. Вот - истинный бог.
…Кровь хлестала в котел, готка водила пальцем по алым узорам и ворковала, как горлица: «Гут, гут». Затем оттащила труп от котла, положила на спину, вспорола живот, сунула руки внутрь. Вскочила. Вскинула руки, до локтей измазанные кровью. Закричала. И все закричали. Даже Руслан. Хоть и не знал, зачем кричит. Значит, так надо. Вещунья с льдистой улыбкой кивнула Руслану, сказала что-то Гейзериху.
- Ты нам счастье принес, - изрек Гейзерих. - Гадание сулит большой успех.
Гейзерих слез в челн.
Руслан подхватился, кинулся к нему, Уедет - с кем говорить? Больно остаться немым. Этим что - тукают «гут» да «гутайс». Черт их разберет.
В хмельной голове чуть забрезжила ясность.
- Неймется,- прошептал рыбак, берясь за шест.
- Кому это - мне?
- Тебе? Ты помалкивай…
Ночь. Плывут, держась поближе к черным камышам. От холода Руслан трезвел, но только начинал озираться, стараясь понять: зачем он здесь, на готском струге, куда плывет, и что впереди., и хорошо ли то, что затеяно, как рослый сосед пихал ему под нос большую флягу, к которой и сам частенько припадал, и смерд опять косел, до пят проникаясь удалью новых друзей.
Славно плыть наугад сквозь разбойную ночь! Вот она, воля. Веселая злость. Бесшабашность. Ну-ка, посмейте затронуть. Сам себе - господарь, князь именитый. Все дозволено. Режь. Сокрушай. Погодите, собачьи дети. У меня - топор. И я вам покажу.
Но когда судно пристало у Таны к высокому берегу и половина грабителей вместе с Русланом (Туснэльда осталась на струге) звериной украдкой сошла на мглистую сушу, юноше стало не то, чтобы стыдно, а тошно.
Куда я иду?
И с кем?
И зачем?
«Я иду на стенных сволочей ради своих русичей», - утешал он себя, но в отговорке этой чуял сам какую-то отвратную ущербность.
Готы вновь совещались.
Слышит Руслан:
- Гейзерих, Гейзерих.
Нет Гейзериха. Видно, должен был встретить, но опоздал, нерасторопный. Спит, дурень? Тот гот, что угощал Руслана вином, с пьяным небрежением махнул рукой. Мол, ничего! Нечего ждать. С нами - господь.