С яростным грохотом и шипением шесть дымных струй прочертили небо, словно вспахали гигантским плугом его безмятежную голубизну. В верхней точке полета траектории ракет стали расходиться: сказалось неравномерное истечение струи газа, но все равно ракеты упали настолько близко друг к другу, что Константин восхищенно крякнул и стукнул себя кулаком по боку, а в толпе экспертов раздались восклицания.
Жомини заговорил первым:
– Просто здорово! Ударная мощь ваших ракет не знает равных. Пожалуйста, остановите запуск. Пусть самым тщательным образом замерят дальность полета.
Засядько поклонился.
– Главная особенность моих ракет, – сказал он, – не в ударной силе или дальности полета, хотя и эти показатели важны. Имея честь участвовать в Итальянском и Швейцарском походах генералиссимуса Суворова… – краем глаза он видел, что великий князь выпятил самодовольно грудь и молодецки расправил усы, – я слыхал, как он говаривал: «Где пройдет олень, там пройдет и солдат». Перефразируя его, можно сказать: «Где пройдет олень, там пройдет и солдат с ракетами».
Он взглянул на Васильева. Тот покосился на великого князя и громко изрек:
– Столь малые размеры и колоссальная мощь вашего чуда достойны удивления. Можете быть уверены: эксперты поддерживают ваш проект создания боевых ракет. Мы будем рекомендовать ваше изобретение для дальнейшего изучения и опробования.
– Какие еще опробования? – спросил Засядько, медленно наливаясь злобой. – Разве это были не опробования?
– Опробования, – ответил Васильев успокаивающе. – Теперь же мы направим вас в армию, чтобы свое мнение высказали и авторитетные военачальники…
«Господи, – подумал Александр тоскливо, – могучая Римская империя рухнула с возникновением чиновников. Эти отправят к черту империю Российскую. Меня явно пошлют к какому-нибудь родовитому балбесу, у которого вместо ума длиннющая родословная, как у породистой собаки. Командные должности остались за родовитыми, боевые офицеры с окончанием войны оттеснены на задний план…»
К ним подбежал молоденький офицер, на плечах которого, как крылышки Амура, трепыхались непомерно большие эполеты.
– Две тысячи… восемьсот восемьдесят восемь саженей! [5] – воскликнул он, с трудом переводя дыхание.
Кто-то всплеснул руками. Константин загоготал. Он, как и остальные члены комиссии, знал, что исполинские ракетные пушки Конгрева могли выбросить ракету лишь на семьсот семьдесят саженей.
– Зафиксируйте! – распорядился великий князь властно. – Немедленно зафиксируйте. Нет, лучше я сам промерю. Это потрясающе…
Он выхватил шнур у остолбеневшего офицера и пошел через полигон. Эксперты почтительно и выжидающе смотрели на великого князя, готовые броситься выполнять любое его желание.