– Разве я плохо вам прислуживаю?
Судя по голосу, он улыбался.
– Мне не нужно прислуживать. Я и без вас могу принять душ, а потом одеться. Уходите!
Ответа не последовало, и она решила, что он подчинился. Плотно стянув халат поясом и подняв воротник, она двинулась к выходу. Подол ей пришлось приподнять, чтобы не замочить. Джек поджидал ее, положив руку на кирпичную стену кабинки.
– Полагаю, теперь вы чувствуете себя гораздо лучше, – сказал он.
Его серые глаза смеялись.
– Да, намного лучше, – ответила она, безуспешно пытаясь проскользнуть мимо него.
Его рослая фигура загораживала дверной проем.
– Благодарю вас за помощь, К лари. Вы хорошо потрудились сегодня.
– Но я же всех шокировала мужской одеждой…
– Вам действительно приходилось часто носить ее в другие времена?
– Почти каждый день.
– Должно быть, в подобном наряде, вы сводили с ума всех мужчин.
Сняв руку со стены, он прикоснулся пальцем к ее подбородку. Губы у него увлажнились, и она поняла, что он сейчас поцелует ее. Задохнувшись, она резко отступила назад, и его рука упала.
– Вам не надо меня бояться, Клари. Я не причиню вам никакого вреда.
– Вы это только говорите. Если хотите это доказать, позвольте мне пройти.
Он посторонился, пропуская ее. Она вышла из тени, отбрасываемой стеной, под лучи заходящего солнца. Джек двинулся следом.
– Хотя мужская одежда придает какое-то особое очарование прелестной женщине, я все же предпочел бы видеть вас во всем блеске вашей красоты, – негромко произнес он.
Только тут Клари сообразила, что на солнце ее тонкий халатик просвечивает. К тому же, она по-прежнему держала подол приподнятым. Разумеется, ей не раз доводилось бывать на пляже, где она щеголяла куда более в откровенных купальниках – да и сам Джек вытащил ее из канала, можно сказать, полуголой. Тем не менее, сейчас она чувствовала себя так, словно ее раздевают взглядом. Это был просто неприлично. Разжав пальцы, она отпустила подол халата и быстрым шагом, не оглядываясь, направилась к дому. В конце концов, ей было совершенно все равно, смотрит он ей вслед или нет.
– Невыносимый человек! – произнесла она сквозь зубы, закрыв за собой спасительную дверь спальни, и стала вытирать мокрые волосы с таким остервенением, что едва не вскрикнула от боли. – Глазки мне строит, намеки делает… Кем, черт возьми, он себя считает? Ой, нет! Не сердитесь, мадам Роза, простите меня, мистер Джек Мартин, я хотела сказать совсем другое. Кем, во имя неба, он себя считает, коли смеет обращаться с леди таким неподобающим образом?
Тут она прыснула со смеха, а потом стала хохотать – и ничего не могла с собой поделать. Нужно все-таки решить, кто она такая: независимая и бойкая на язык женщина конца двадцатого века или скромная благовоспитанная леди начала девятнадцатого? Далее, если не кривить душой, нужно было признать, что нескрываемый интерес Джека Мартина льстит ей. Конечно, она лучше чем кто бы то ни было знала, что ни одному мужчине верить нельзя, но сердце подсказывало ей, что он ее не обманывает – он не причинит ей вреда, если она сама того не захочет.