Внезапно Лазурный Цветок сжала губы. Глаза ее вызывающе вспыхнули.
– Я уже не раз замечала, что ты отдаешь мне почти всю еду. Зачем? Еда нужна живым. Не трать ее на меня, дитя мое.
– Не говори так! – взмолилась девушка. – Все будет хорошо. Ты поправишься!
Лазурный Цветок вздохнула:
– Я была бы рада избавить тебя от этого испытания, девочка. Тебе и так пришлось нелегко. Но нужно смотреть правде в глаза. Я тебя покидаю.
По осунувшемуся лицу Аланы заструились слезы:
– Нет! Нет! Я тебя хорошенько укутаю, чтобы ты согрелась, а потом побегу к мистеру Чеппелу, брошусь ему в ноги и вымолю для тебя еды. Вот увидишь, ты скоро поправишься, бабушка!
– Нет, – покачала головой индианка. – Время моего пребывания на этой грешной земле подходит к концу. И жалею я лишь о том, что придется оставить тебя одну, девочка. Что-то с тобой будет?
Алана заткнула уши:
– Я не хочу этого слышать! Не хочу! Ты не умрешь! Я этого не допущу! Я и так потеряла почти всех, кого любила.
И Алана решительно поднесла ко рту бабушки ложку:
– Ешь!
Лазурный Цветок отвела ее руку:
– Слушай меня… Алана, и не перебивай. У меня осталось мало времени… Летом, когда мне впервые стало худо, я послала с мистером Чеппелом весточку твоему отцу. Попросила, чтобы он поскорее приехал за тобой. Не знаю, передали ли ему мою просьбу, но если передали, он наверняка о тебе позаботится.
– Нет! – вскричала Алана. – Я тебя не оставлю. Я уже взрослая и не нуждаюсь в отце. Он надо мной не властен. Мы с ним чужие! Чужие!
Больная закрыла глаза, с трудом переводя дух. Она слабела на глазах, но думала сейчас не о себе: ее волновала участь внучки. А больше всего Лазурный Цветок боялась стать для Аланы обузой. Вдруг болезнь протянется еще несколько дней, а то и недель? Девочке и без того нелегко…
Индианка без сожаления покидала мир, в котором она потеряла мужа, двоих сыновей, умерших в младенчестве, и единственную дочь. Больше того, ей даже хотелось поскорее умереть, чтобы встретиться с ними в мире ином… Но за внучку индианка боялась. Очень боялась! Ей страшно было даже подумать, что ждет Алану, если Энсон Кэлдвелл не заберет ее отсюда…
Выйдя из дилижанса, капитан Николас Беллинджер поплотнее запахнул шинель – холод был жуткий, он моментально продрог. Мрачно оглядевшись, капитан заметил возле крыльца табличку «Уилли Чеппел, агент по делам индейцев».
Николас устало поднялся по обледенелым ступенькам. Он был уверен, что уедет назад не солоно хлебавши. Ему с самого начала казалось, что дочери Энсона Кэлдвелла в этой дыре нет и быть не может. Но что поделаешь, если Кэлдвелл настаивал?