В ее воображении Женька путешествовал в космосе, пространстве, времени. Для кого-нибудь постороннего подобные вещи могли бы показаться наивными, может, даже глупыми. Оттого Флора Алексеевна, которую жизнь и прежде не баловала близкими душевными контактами, стала еще замкнутее.
Даже ее любимые книги, вернейшие из друзей, делились теперь на две строго определенные категории. В первую, большую, категорию входили те издания, которые не могли поддержать игры ее воображения. Сюда угодила практически вся мемуарная литература двадцатого столетия, отечественные классики, за исключением Гоголя и Пушкина, а также литература экзотически-специальная, вроде памятного тома «Кузнечное дело в Олонецкой губернии». Во второй категории, где безусловными лидерами были Свифт, Горин, Роджер Бэкон, мирно сосуществовали Желязны и Гиляровский, космогонические заблуждения со всего света и несусветное вранье Марко Поло. Были там и труды отцов церкви, как восточной, так и западной.
Флора Алексеевна стала больше читать. Больше, но медленнее. Она по нескольку раз перечитывала места, которые считала наиболее важными, подолгу обдумывала их над раскрытой книгой, как бы примеряя полученную информацию к сюжетам сыновних скитаний.
На посетителей библиотеки она теперь не обращала практически никакого внимания, а привычный маршрут домой – по Невскому до Маяковского – был категорически предан забвению.
Зимой она пользовалась метрополитеном, проезжая остановку от «Гостинки» до «Маяковской», а летом и погожими деньками межсезонья всегда вносила разнообразие в свои маршруты, в которых обязательными пунктами были дом, работа и набережная Невы у Летнего сада.
В ее прогулках вершины этого «треугольника» соединялись, как правило, не прямыми линиями, а извилистыми, ломаными, – и лишь изредка встречались прямые участки, вроде тропинки по берегу Лебяжьей канавки, или плавные виражи, как, например, набережная Фонтанки.
Однажды, когда Флора Алексеевна по рассеянности второй раз подряд свернула с моста Ломоносова на Фонтанку, она решила не возвращаться, а, на время отступив от заведенного порядка, лишь перейти с гранитных плит набережной на асфальтовый тротуар вдоль четного ряда домов.
Сегодня, по странному выбору ее воображения, впечатленного толстенным томом «Хроники норманнского завоевания Британии», Евгений присутствовал в Англии периода раннего Средневековья. Сын держался молодцом, несмотря на изнуряющие скачки, коварство врагов и равнодушие йоменов. Лились потоки норвежской, датской, английской и аквитанской крови, чахла изумрудная зелень британских пейзажей, пылали замки, в безумном крике надрывались вдовы. Отряд могущественного графа Ддейла, водимый его приемным сыном, всегда появлялся в нужную минуту, отстаивая интересы короны и справедливости, спасая невинных от неминуемой смерти.