Жан Поль поднял руки, словно защищаясь от направленного на него пистолета.
— Идет, Элла Турнье. Проводим разграничительную линию, и я остаюсь по эту сторону.
Он сделал шаг назад от воображаемой линии, и расстояние между нами увеличилось.
На следующий день за ужином во дворике я сказала Рику, что собираюсь в Севен посмотреть семейный архив.
— Помнишь, я писала Якобу Турнье в Швейцарию? Из его ответа явствует, что семейные корни изначально уходят в Севен. То есть это весьма вероятно. — Я улыбнулась про себя: учусь точно выражать свои мысли. — Вот я и хочу осмотреться.
— А мне казалось, что ты уже во всем разобралась: художник-предок и все такое прочее.
— Да есть, понимаешь ли, некоторые сомнения. Пока есть, — быстро поправилась я. — Может, удастся их рассеять.
— Полагаю, все это дело рук Жан Пьера, — к моему удивлению, нахмурился Рик.
— Жана Поля? Отнюдь. Если уж на то пошло, совсем наоборот. Он считает, что ничего мне там не отыскать.
— Хочешь, я с тобой поеду?
— Но ведь архивы открыты только по рабочим дням.
— Ничего, на пару дней я мог бы отлучиться.
— Я собиралась поехать на следующей неделе.
— Нет, на следующей неделе никак не получится. В связи с немецким контрактом в конторе сейчас дым коромыслом. Может, попозже, когда пар выйдет. Скажем, в августе.
— Не могу я ждать до августа!
— Слушай, Элла, что это ты вдруг вообще своими предками заинтересовалась? Раньше не было ничего похожего.
— Раньше я не жила во Франции.
— Да, но что-то слишком уж глубоко забралась ты в это дело. Чего ты, собственно, ожидаешь от этих изысканий?
Хочу чувствовать себя во Франции своей, надоело жить в стороне — что-то в этом роде я собиралась сказать, но, к собственному удивлению, ответила совсем иначе:
— Не терпится избавиться от голубого кошмара.
— И ты считаешь, что для этого достаточно покопаться в семейных хрониках?
— Да.
Я откинулась на спинку стула и посмотрела на виноградную лозу. Уже начали набухать, собираясь в кисти, крохотные плоды. Я понимала, что все это чушь, что нет никакой связи между моими снами и моими предками. Но сознание упорно противилось очевидному, и я упрямо прислушивалась к его голосу.
— А Жан Пьер с тобой едет?
— Нет! Слушай, что это на тебя нашло? Совсем не похоже. Меня это интересует. Первое, чем по-настоящему захотелось заняться с тех пор, как мы сюда приехали. Ты мог бы как минимум поддержать меня.
— Да? А мне казалось, что по-настоящему тебя интересует ребенок. И в этом отношении я тебя поддерживаю.
— Да, но…
«В этом отношении ты мог бы меня не просто поддерживать, — подумала я. — Тебе бы следовало хотеть его».