…Шестеро путников — пятеро молодых мужчин и женщина средних лет — выбрели к логову ракшасов на заре. Хидимба еще спала, когда снаружи послышались дикий рев брата (тоже Хидимбы, то бишь Ярого) и вопли людей.
Ракшица, плохо соображая спросонья, кинулась наружу — и не поверила своим глазам. Брат пойманной рыбой бился в ручищах широкоплечего здоровяка, больше похожего на ракшаса, чем сам Хидимба, вот мохнатая туша взлетела на воздух и с хрустом обрушилась на умело подставленное колено. Хозяин чащоб конвульсивно дернулся и обмяк, бессмысленно глядя в небо слюдяными бельмами.
Истошно закричала женщина, увидев выбравшуюся из логова Хидимбу, — и здоровяк мигом загородил ракшице дорогу.
— Сдохни, падаль! — возбужденно рявкнул он.
Хидимба попятилась, затравленно скуля. Вокруг царил кошмар: минутой раньше она сладко спала в теплом логове, после ночи кровосмесительной, но оттого лишь еще более сладостной любви, жизнь была прекрасна — и вот над братом уже кружат мухи, а человек-убийца приближается к ней, скаля в ухмылке крупные, лошадиные зубы.
— Оставь, Бхима! Пусть живет! — вмешался другой путник: копна волос белее хлопка, небесная синь взора, гибкое тело леопарда, взгляд кречета…
На убийцу он походил не больше, чем яблоня-бильва на гималайский кедр.
— Он сердится, — упрямо помотал головой здоровяк, приближаясь к ракшице.
— Он очень сердится. Вот.
— Оставь, говорю! Позор убивать женщин! — попытался вразумить мордоворота третий путник — по-видимому, старший.
— Женщина? — Здоровяк остановился. — Он любит женщин. Он уже меньше сердится… И, обращаясь к Хидимбе:
— Он прощает, дура! Расставляй ноги — будешь жить. Ну?!
Присутствие зрителей, похоже, ничуть не смущало его.
— …Он доволен! — хохотнул проклятый херамба, оправляя одежду. — Эй, Арджуна, будешь?
И весьма болезненно пнул ракшицу ногой под ребра.
— Вставай, кому говорю!
После третьего пинка Хидимба нашла в себе силы подняться.
— Шевелись, тварь, не то он передумает! Близняшки, седлайте тварюку — ишь, здоровущая! Мама, иди к нему — он сильный, он тебя понесет. Вперед! Давай, давай, сука, чего пасть раззявила?!
И пришлось изнасилованной Хидимбе принимать на плечи двоих пареньков, действительно валившихся с ног от усталости, херамба усадил себе на закорки женщину, которую называл матерью, и вся процессия двинулась на юг, в сторону лесистой Экачакры.
(По слухам, некий мудрец нашел в тех лесах золоченую чакру для метания, оброненную кем-то из богов. «Эка чакра!» — воскликнул мудрец, сунул находку в торбу и пошел дальше. Так и прижилось.)
— Вперед!