Эти глупости придумали люди.
Для оправдания слабости.
Рядом еле слышно хрипел парнишка, выхаркивая через второй рот остатки жизни, но он не интересовал обоих живых.
Через секунду он уже не интересовал только Иродова лазутчика.
Мужчина — назвать его человеком теперь было бы опрометчиво, но, безусловно, он оставался мужчиной! — встал во весь рост.
Прислушался.
Тишина.
Вокруг… и в шатре.
Небось когда варту рвало с перепоя, шуму было куда больше.
Улыбка-зевок обнажила жемчужные клыки, и посланец предусмотрительного Ирода взялся за полог шатра. Он замешкался всего на ничтожное мгновение, которое и временем-то назвать стыдно, он отвлекся, жадно принюхиваясь к ароматам женского и детского тел, донесшимся из душной глубины, он уже шел… За все надо платить.
Есть такая мера веса — называется «бхара». Ноша, которую человек способен нести на голове. Конечно, в последнюю очередь убийца сейчас думал о мерах веса, но на спину ему рухнуло никак не меньше пяти «бхар»! Ударило, смяло, отшвырнуло в сторону — и двухголосое рычание разодрало тишину в клочья.
Старый пастуший пес-овчар тоже умел ходить беззвучно.
Два тела сцепились, кубарем покатились по земле, пронзительное мяуканье разнеслось по всему становищу, и от дальних костров послышались вопли пастухов вперемешку с лаем. Пес дрался отчаянно, самозабвенно, отдавая все силы и не сберегая про запас даже самой малой крохи. Но старость брала свое: косматое тело, в котором уже не оставалось ничего человеческого, вывернулось из некогда мертвой хватки. Клыки сомкнулись на собачьем загривке, куснули, отпустили, истово рванув ниже, под ухом, кривые кинжалы наискось полоснули брюхо — и задыхающийся скулеж был ответом.
Убийца на четвереньках метнулся к шатру, отшвырнув полог, влетел внутрь и замер в растерянности.
Пусто.
Лишь смятое ложе говорило о хозяйке — смятое ложе и пустая колыбель.
Уши с пушистыми кисточками на концах встали торчком. Ловя звуки: рядом, дальше, в кустах, у костров, в лесу на опушке…
Где?!
Матхурский правитель умел выбирать себе слуг.
Когда толпа пастухов во главе с троицей разом протрезвевших воинов ворвалась в шатер, огромная кошка была далеко.
Несясь к Конскому Ключу по следу матери-беглянки и вожделенного ребенка.
Он настиг ее у самой реки.
Жертву.
По пути снова вернув себе человечий облик — так было гораздо интереснее. Друзья всегда считали его существом изысканных привычек, и это истинная правда. Оглянитесь вокруг, беззубые и падающие в обморок при виде оцарапанного пальца! Что вы все знаете о жертвах?! Об их особом, ни с чем не сравнимом запахе, о взгляде, в бездне которого полощется рваный стяг отчаяния, о трепете их восхитительных поджилок, о сладчайшем вкусе их плоти… Морщитесь? Кривите носы?! И завидуете втайне моему знанию: жертву надо вбирать в себя еще живой, чтобы музыка воплей сливалась с пляской судорог, и тогда, тогда…