– Я пойду с…
Неожиданно яростный лай заглушил ее слова. У Тигрицы шерсть встала дыбом, она зашипела и выгнула спину. Оттолкнувшись от столика, который рухнул на пол, кошка взлетела вверх и опустилась на кружевной пояс Пруденс.
– И-и-и! – Девушка хлопнула веером по пушистому комочку.
Котенок заскользил вниз, оставляя на белом атласе юбки следы когтей.
Фабиан выскочил из ниши и схватил собаку, которая скулила и вырывалась, пытаясь добраться до кошки.
Лорена бросилась вперед, Зик Ньюберри не отставал от нее.
– Ух, кошка! – сказала она. – А кто впустил сюда эту ужасную собаку?
Фабиан, сгорбившись, пробормотал:
– П-простите.
Слезы потекли по щекам Пруденс.
– Мама, мое платье! Эта противная тварь испортила мое платье!
Леди Боуфорт обняла Пруденс за плечи. Присцилла, раскрыв рот, смотрела на сестру. Вокруг собиралась толпа гостей, гудевших как растревоженный улей.
В суматохе Берк подхватил, шипящего котенка и, не обращая внимание на впивавшиеся в него острые когти, сунул в карман. Затем с чувством облегчения покинул бальный зал.
Крохотный комочек, отчаянно мяукая, яростно вырывался на свободу.
Где же, черт побери, Кэтрин?
Он обошел все комнаты нижнего этажа, заполненные гостями. В гостиной лакеи разносили шампанское. В библиотеке игроки толпились вокруг расставленных карточных столов. Из столовой доносились ароматы жаркого. По коридору взад-вперед сновали лакеи с подносами, полными сладких пирогов, паштетов и сыров.
И вдруг Берк догадался.
От бросился в конец коридора и толкнул обитую зелёным сукном дверь. В кухне над плитой, у которой дородная повариха, что-то мешая в кипящем горшке, не оборачиваясь отдавала приказания, поднималось облако пара. Служанки суетились, выполняя ее распоряжения. У огромного очага мальчик переворачивал вертел с кусками ветчины, с которых с шипением капал жир.
И среди этой сумятицы у длинного стола, заставленного мисками с едой, стояла Кэтрин.
Белый передник прикрывал ее золотистое платье, светившееся от падавшего на него света ламп. Ни одно украшение не портило чистую линию ее лебединой шеи. Зачесанные вверх волосы оставляли открытыми изящные уши. Не выпуская из рук деревянную ложку, она прищурившись заглядывала в раскрытую книгу, лежавшую на столе. Рассеянно смахнула со щеки легкую прядь, оставив на ней мучной след.
Берк нахмурился. Ему следовало раньше догадаться, что она будет надрываться на кухне, в то время как ее золовки веселятся на балу.
Он почувствовал странную нежность к ней, тоскливую и сладостную. Ему захотелось тихо сказать Кэтрин, как она прекрасна, и почувствовать, как она тает в его объятиях. Отнести ее наверх в свою постель и дать наслаждения, которых лишено ее унылое существование.