Хо, Фафхрд, Долгоногий!
Хист, Мышелов!
По дороге Зачем бредете, куда?
Покинете город-чудо -
Вас ожидает беда:
В пути вам придется худо,
Я же буду печалясь
Глядеть на ваши скитанья.
Ждет вас горькая доля
Голод, смерть и неволя,
Так что назад, скорее,
Иначе беда, беда!
Сие скорбное песнопение отзвучало уже почти на три четверти, когда оба мечника наконец сообразили, что, не сбавляя шага, двигаются вперед и хижина словно отступает перед ними. Словно бы шагает на своих длинных столбах, как на ходулях. А когда осознание этого дошло до них, оба вдруг заметили, как семенят сгибаясь деревянные опоры.
Когда голос отскрежетал последнюю “беду”, Фафхрд остановился.
А следом за ним и Серый Мышелов.
А следом за ними обоими - хижина.
Оба мечника повернулись к низкому входу и заглянули в него.
Тут же с оглушительным грохотом за их спинами в землю вонзилась ослепительная молния. Тела их содрогнулись, плоть скорчилась, болезненно и жестоко… но заодно молния осветила и хижину и ее обитателя ярче, чем в солнечный день, - и все-таки под капюшоном ничего не было видно.
Будь он пуст - виднелась бы ткань с изнаночной стороны. Нет, изнутри под капюшоном овалом чернела эбеновая тьма, которую не рассеяла и громовая стрела.
И вовсе не дрогнув, покрывая зычным криком рев бури, Фафхрд воззвал в сторону хижины, но голос комаром пищал в его собственных, оглушенных громом ушах:
- Внемли, ведьма, волшебник, ночное привидение, кто ты там! Никогда более не ступит моя нога в этот город злодеев, что лишил меня самой чистой и единственной любви, моей несравненной и незаменимой Вланы… Вечно суждено мне скорбеть о ней, сознавая свою вину в ее неожиданной смерти, - мерзкая Гильдия Воров покарала ее за нарушение воровских правил… Мы порешили убийц, только это не принесло нам утешения.
- И я даже шага не сделаю в сторону Ланхмара, - грозным голосом возгласил Серый Мышелов. - Презрения достойна столица, что грабит людей, она обобрала и меня тем же образом, что и Фафхрда, и обрушила на мои плечи столь же тяжкий гнет печали и скорби, что суждено мне носить вовеки, даже после смерти.
Подхваченный свирепым ветром, соляной паук пронесся рядом с его ухом, отчаянно брыкая жирными мертвенно-бледными ногами, и исчез во тьме за хижиной, во Мышелов не вздрогнул, не запнулся, а ровным голосом продолжал:
- Знай же, о порождение мрака, таящееся во тьме, мы убили гнусного колдуна, погубившего наших возлюбленных, и этих двух крыс, его прихвостней, а потом перекалечили и до смерти напугали его нанимателей в Обители Воров. Но разве месть утешает? Мертвых она не вернет. Ни на гран не уменьшить ей нашей вины и нашей скорби о любимых, вот что уготовил нам жребий.