Похоже, все они подумали об одном и том же.
— Давайте, я постою там, подстрахую винтовки на случай, если камень поползет назад, — предложил Пончо.
— Трех винтовок едва хватило, — возразил Калибан. — Ты просто можешь не успеть подобрать их все.
— Ну, две-то точно успею. А Берни поможет с третьей.
Калибан прикинул на глазок возможность возвращения. Просвет между потолком трубы и блоком на сей раз исключал путь поверху. По длине плита не уступала предыдущей, а сработала ловушка точно в тот момент, когда дичь находилась посередине.
— Нет, — объявил он решительно. — Камень может только чуть сдвинуться назад и снова наехать на нас прежде, чем мы успеем подобрать хотя бы одну винтовку. Слишком опасно. Пойдем вперед.
На лицах Берни и Пончо читалась горькая досада. Но Док сохранил полную невозмутимость, хотя обычно его огорчали признаки малодушия в партнерах или недоверие к нему как командиру. Все же теперь их намерения диктовались сугубо практическими соображениями. Калибан ничуть не сомневался в том, что его друзья труса не празднуют и повергнуть их в уныние не так-то просто. В этом убеждал весь, пусть пока и невеликий опыт совместных походов. К тому же парни, сумев пережить мясорубку Корейской войны, вместе бежали из китайской каталажки и заработали по солидному иконостасу медалей за отвагу (хотя и ни одной за примерное поведение). После войны оба вернулись в свои альма матер за очередной степенью. Затем затеяли совместный рискованный бизнес, который привел в Южную Америку, где, попав в лапы наркомафии, друзья вновь совершили дерзкий побег. Так что ни мужества, ни находчивости обоим не занимать.
Собственные же чувства Калибан объяснял воспоминаниями о тех славных деньках, когда отцы нынешних его сотоварищей являли собой неиссякаемый источник жизнелюбия и бодрости. Риверс и Симмонс никогда не унывали и сомнений не ведали. Или же умело скрывали свои переживания. Возможно, их железное самообладание как раз и объяснялось тем, что они стыдились проявлять при нем подобные слабости. У сыновей же оказался куда более открытый характер, они меньше стеснялись. К тому же, Калибан и сам, невзирая на всю свою железную логику, испытывал теперь серьезные сомнения в правильности принятого решения-без чего, впрочем, он не мог бы считать себя представителем рода людского.
«Ну, может, и не совсем так, — размышлял Док Калибан. — Просто ребятки еще не знают всех моих возможностей».
Но теперь времени для самокопаний не было. Он сможет заняться психоанализом всерьез, когда вновь окажется в своей цитадели, своем тайном убежище, которое с крайнего севера некогда пришлось перенести на дно глубокого озера. Позже, вернувшись туда, он на время отложит собственные научные изыскания ради обстоятельного знакомства с тайнами восточных философий и техникой медитации.