Ротного связали по рукам-ногам, меня лишили такого чудесного предмета туалета, как сопряженные оборонительные гранаты, и нас обоих утащили в саманный домишко, находящийся посреди села на некотором возвышении.
Пока нас тащили, я успел заметить, что позиции гоблинов оборудованы аккурат вокруг этого домика: все строения, расположенные на удалении до двадцати пяти — тридцати метров, носили характерные черты подготовки к обороне: типа проломов у фундамента, окопчиков, приправленных мешками с песком, и так далее. Значит, гоблины заранее планировали отловить заложников и вести переговоры с вражьей стороной, поместив плененных в ценр своего опорного пункта. И у них все получилось. Ой, как обидно-то, а! Осталось еще мелом написать на стене дома: „Здесь находится офицер спецназа лейтенант Бакланов, который по преступной халатности попал в заложники к бандитам!“ — и пригласить телевидение, чтобы на всю страну освещали торги между гоблинами и старейшинами. Чтобы все узнали, какое чмо этот самый Бакланов, призванный как раз для разоружения НВФ и освобождения заложников. Где?! Где мой пистолет с одним патроном?!
„Заложынык зыдэс!!!“ — прочел я корявую надпись углем на мелованной стене дома, когда нас подтащили поближе. Здоровенную такую надпись, видимую минимум с расстояния километра.
— Молодцы, гоблины! — похвалил боевиков ротный, когда нас бросили в домик, оказавшийся изнутри обычным сараем, и оставили одних. — Если что — сарай как раз в центре. Любая пуля прошьет навылет через обе стены. И надпись… Молодцы.
Я молчал, радуясь, что полумрак в сарае скрадывает черты моего лица и избавляет от необходимости встречаться с ротным взглядом. Было мучительно стыдно. Даже если нас благополучно обменяют на отловленных накануне гоблинов, мне не быть в спецназе. После таких залепух не держат даже в обычном подразделении, а уж у нас — будьте покойны, вышибут одним презрением.
— Что молчишь, лейтенант? — поинтересовался Бо. — Язык не отрезали?
— Стыдно, — еле слышно пробормотал я. — Ой как стыдно! Застрелюсь.
— Да ну, брось ты! — насмешливо проговорил Бо. — Ты молодой, вся жизнь впереди. Еще наворотишь кучу полезных делов. А насчет стреляться — нету же у тебя ничего! Чем стреляться будешь? Ась?
— Как выберемся отсюда, так и застрелюсь, — упрямо пробурчал я. — Не потерплю позора. Лучше смерть, чем бесчестье!
— О как! — Бо озадачено крякнул. — Ну и дурак ты, лейтенант. А впрочем, есть у тебя одна рациональная мыслишка — насчет выбраться. Давай на ней пока и остановимся. Сейчас развяжемся и пойдем отсюда.