Но в то же время совершенно неизбежный.
Вкус и ощущение ее рта сохранились в памяти – забыть их было невозможно. Они мгновенно смели остатки сомнений. Он бросился в пропасть, как истинный глупец.
Двумя руками схватил ее голову, чтобы удержать на месте и целовать долго и глубоко. Батшеба опустилась на него. Мокрое тело оставило на одежде след. Однако влага не охлаждала, а, напротив, лишь воспламеняла.
На мгновение он отпустил Батшебу, чтобы сорвать с себя одежду. Пуговицы полетели в стороны, ткань затрещала. Зато уже через секунду он оказался таким же великолепно обнаженным, как и она. Жадно прижал ее к себе, согревая жаром пылающего тела и одновременно впитывая мягкость, нежность и шелковистость кожи. Руки бесконечно исследовали желанные тайны: грациозный склон плеч, безупречную возвышенность груди, темно-розовые соски – тугие, словно готовые распуститься бутоны.
Батшеба исследовала его тело с такой же ненасытной жадностью. Он изо всех сил держал себя в узде, хотя прикосновение тонких изящных рук лишало остатков самообладания. Да и думать он уже не мог ни о чем ином, кроме собственного стремления ворваться в нее – если, конечно, страстное плотское желание вообще совместимо с мыслительным процессом.
И все же в далеком, потаенном уголке мозга жило понимание уникальности события. Да, подобное случается всего лишь один раз в жизни, а потому необходимо растянуть мгновение счастья, заставить его продолжаться как можно дольше. Больше он никогда не познает это волшебное создание, а потому просто обязан получить все, что возможно, и взамен дать все, что способен дать. Руки и губы по-хозяйски смело завладели мягким, плавным холмом живота, бедрами, ногами. Желанная цель оказалась так близка. Он вовсе не хотел и не собирался отступать. Рука скользнула между ног и проникла туда, где тепло, влажно, абсолютно женственно, восхитительно и порочно. Туда, где в кудрявых зарослях скрывался ароматный розовый цветок. Он погладил островок удовольствия, и она тут же затаила дыхание, а уже через мгновение едва слышно застонала и пошевелилась в ответ.
Он должен был завладеть ею, но завладеть полностью, без остатка. Принималась лишь полная капитуляция, без всяких условий и оговорок.
Бенедикт снова провел рукой по мягким складкам и проник внутрь – туда, где пальцы чувствовали прикосновение горячей плоти. Он сдерживал собственные стремления, чтобы доставить ей как можно больше удовольствия – до тех пор, пока тело ее не затрепетало, пока не послышался возглас бесконечного наслаждения.
Лишь после этого он раздвинул ее ноги и ворвался внутрь. Она крепко сжала коленями его бедра и подалась вперед. Он гут же ответил, а она откинула голову и выгнулась. Она оказалась бесстрашной и свободной и отдалась наслаждению с естественной, почти животной, радостью. Ему же оставалось лишь сдаться на милость извечного противника.