Гроза оказалась короткой и скоро прошла, однако он не размыкал объятий. Едва Батшеба успокоилась, он нежно сказал:
– Ты просто устала.
– Вовсе не устала, – возразила она. – Спала несколько часов.
– И все же ведешь себя, как маленький ребенок, которому давно пора отдохнуть.
– Что бы ты понимал в детях, которым пора отдохнуть? – обиделась она.
Он пробормотал что-то невнятное, а потом схватил ее в охапку и водрузил на монументальную кровать. Батшеба тут же подскочила.
– Я вовсе не ребенок и не хочу отдыхать!
– Зато я хочу, – серьезно заявил Бенедикт и преспокойно улегся рядом.
– Ну и пожалуйста, – заключила она. Попыталась было выскользнуть из постели, однако сильная рука тут же схватила за талию и вернула на место. – Нам нельзя спать в одной кровати, – предупредила Батшеба. – Это добром не кончится.
– Знаю, – отозвался Бенедикт и быстрым ловким движением положил ее на себя.
Батшеба так старалась вести себя ответственно, обдумывать слова и поступки.
И вот стоило ему лишь позвать – властно, по-хозяйски, – и вся линия обороны мгновенно рассыпалась.
– Это нечестно, – прошептала она и опустила голову. Губы оказались возле его губ.
– Совершенно верно.
Губы встретились и сомкнулись. Она снова стала юной, а кровь помчалась по венам горячим потоком. Они целовались самозабвенно и бесстрашно, и Батшеба отчаянно нырнула головой вниз – в бездонный омут чистого первозданного наслаждения: его вкус, его прикосновения, его запах – ощущение большого, сильного и прекрасного мужского тела.
Теплые нежные руки двигались по ее телу, и тело безвольно, беспомощно отвечало на призыв. Руки… прикосновения… Казалось, стоит ему прикоснуться, и она тут же умрет. А теперь хотелось раствориться в этом прикосновении и в переполнявшей душу радости, в звенящем потоке чувств.
Ослеплена. Влюблена до безумия. Обращена в рабство.
Ну и что? Какое это имеет значение?
Он опять принадлежал ей, пусть всего лишь на несколько коротких мгновений. Она прервала поцелуй, села, взяла его руки в свои и провела ими по животу, к груди. Крепко прижала и, выгнувшись, застыла в безмятежном, бездумном счастье.
– О Боже, – пророкотал он. – О Господи! Ты убьешь меня, Батшеба!
Он притянул ее к себе и снова принялся жадно целовать. Сначала в губы, потом в шею. Ей не терпелось ощутить его существо в глубине собственного тела, однако прежде чем она успела дотянуться, он перевернул ее и оказался сверху. Сжал ее ладони и удержал их на постели по обе стороны головы. Пристально посмотрел в глаза и едва заметно, загадочно улыбнулся.
– А теперь позволь слегка убить тебя.