— И буду ловить с тобой по кустам сбежавших из вашего милого зверинца оборотней?
— Да при чем тут оборотни! Колыванов — досадный прокол, несчастный случай, накладка, неизбежная в любом грандиозном деле… Лекарства! Вакцины! Сыворотки! Чего только нельзя извлечь из… Ты знаешь, сколько людей в мире страдают болезнью Паркинсона? Известных, богатых — нефтяные короли, миллиардеры, бывшие президенты… Им всего-то и не хватает, что вырабатывающих двигательный гормон клеток в мозгу… У ликантропа мозг на четверть из этих клеток… И со стопроцентной приживляемостью! Это не миллионы, Граев, это миллиарды! А регенерация? Да твоя рука через час была бы как у младенца! Да что я, я дилетант, тебе бы поговорить с Эскулапом…
— Поговорю, — зловеще пообещал Граев, и Воронин сразу осекся.
Ну вот и все. Слово сказано, и пора заканчивать, времени не остается. Ладно, парень, почему бы не дать тебе шанс. Небольшой, но шанс.
— Да ты гуманист и идеалист, Дима. И твой Эскулап тоже… Но маленький вопрос: скольких вы уже убили и скольких вылечили? И сколько лет все это тянется? Короче: твоих работодателей можно вычислить и без тебя. Наверняка, конечно, они не сидят там, на Петроградской, там пешки, знающие лишь кусочки мозаики… Но они сильно наследили, использовали втемную много самых разных структур — и вычислить, откуда ветер дует, не так уж невозможно. А можешь сдать их ты — и избежать пули в голову. Решай. Быстро. Времени нет.
Дима не сломался. Он почти уверился, что Граев блефует и не выстрелит, а доказательств никаких нет и не будет никогда. И никто никому ничего вычислять не позволит. За Ворониным стояли большие люди и большие деньги, а у Граева была всего лишь одна рука. И зажатый в ней пистолет Макарова.
— Ты тоже идеалист, Граев, а? Никогда не брал взятки, не убирал из дел доказательства? Не отпускал виновных за деньги?
Граев скривился, не удержав вырвавшийся сквозь зубы стон. И заговорил быстро, торопливо, словно желая заглушить нарастающую боль:
— Да не брал взяток, Дима, не брал… Кубышку один раз взял, был грех, жирную кубышку… Так ведь тогда в казну нести было… разворовывали все на корню… И гадов, Дима, убивал, тоже есть грех, когда доказать ничего нельзя было… Помнишь такого генерал-майора Трепольского… у-у-у…
Глаза Граева закатились, он вцепился в правый рукав, чуть не выронив пистолет. Дима помнил загадочно убитого генерала, подозреваемого в связях с мафией, и понял одно — такие слова Граев мог сказать только без пяти минут трупу. Понял — и среагировал мгновенно, распрямившись со скоростью пружины и пулей пролетев расстояние, отделявшее его от скорченной болью фигуры.