— Слушаю, — ответил он, слепо глядя на океан. И добавил голосом, лишенным всякого выражения: — Прошу тебя, продолжай.
— И продолжу. Не потому, что мне очень нравится об этом говорить, просто тебе следует знать. До сих пор Ладлаки отказывали всем покупателям. Возможно, боятся гнева других старинных семей, если продадут тебя на сторону и таким образом откроют чужакам дорогу в Чащобы. Ведь то, что оттуда привозят, — последний бастион торговцев Удачного… А может, хоть они тебя и забросили, некое семейное чувство еще не вполне умерло… Ну так вот. Я и сделала свое предложение. Не такое щедрое, как другие, мне ведь богатством с «новыми купчиками» не равняться. Но к своим деньгам я присовокупила обещание, что ты останешься невредим и на воду спущен не будешь. Ибо мне показалось, что Ладлакам ты все еще не безразличен. Может, это прозвучит странно, но, удерживая тебя здесь, они хотят обезопасить тебя…
— Ну да. Конечно. Странного родственника надо заковать в цепи и держать на чердаке. Или в подвале. Или еще где-нибудь, чтобы не мозолил глаза и не путался под ногами. Так в Удачном исстари поступают с сумасшедшими и увечными… — И он горько рассмеялся: — Возьмем, например, торговцев из Дождевых Чащоб…
— Кого?…
— Вот именно. «Кого?» Никто не слышал о них, никто их не знает, никто не оспаривает старинных правил благопристойности, и уж мы с тобой — всех менее… Но давай дальше, я слушаю. Допустим, купила ты меня, не трогаешь и не ходишь в море… дальше-то что?
— Ох, Совершенный… — Теперь голос у нее был совершенно несчастный. — Если бы это зависело от меня… Если бы я могла мечтать, как дитя, твердо уверенное, что мечты сбудутся… Тогда я бы сказала, что обязательно приведу сюда рабочих, которые починят тебя и поставят на ровный киль[79]. А я устроюсь жить внутри. На скалах над тобой я бы устроила сад, изобильный цветом и ароматом. Там жили бы птицы и пестрые бабочки, оттуда до самого песка спускался бы плющ… А кругом тебя я установила бы красивые камни и устроила пруды, наполняющиеся во время прилива. Там я поселила бы актинии, морских звезд и маленьких красных крабов… — Чем далее она рассуждала о своем странном видении, тем большей страстью наполнялся ее голос. — Я бы жила и работала внутри твоего корпуса, а вечером ужинала бы на палубе, и мы бы с тобой рассуждали о событиях дня. А если я позволю своему воображению совсем уже развернуться… Отчего не помечтать о том, как однажды я раздобыла бы диводрева… и сумела бы должным образом обработать его — так, чтобы восстановить твои глаза и вернуть тебе зрение. По утрам мы бы вместе смотрели, как солнце поднимается из-за моря, а вечером — как оно садится за наш садик на скалах. И тогда я сказала бы всему остальному миру: живи как знаешь, мне больше нет до тебя дела. И мы были бы счастливы — ты да я…