В этот вечер Беатриче возвратилась домой вконец измотанной – прямо выжатый лимон, но, несмотря на это, испытывала удовлетворение. Она чувствовала, что действует правильно.
В дверь постучали – Ахмад, склонившийся над своими книгами, поднял голову. Кто мог прийти в такой ранний час? Даже слуги еще спят глубоким сном.
– Войдите!
Он был немало удивлен, увидев венецианца.
– Марко? Что тебе надо?
– Я должен поговорить с тобой, Ахмад. Срочно.
Ахмад скорчил недовольную мину. Развязный тон венецианца раздражал его, но он сдержался и указал ему на сиденье на другой стороне стола.
– Садись, дорогой друг. Или ты так спешишь, что даже важные дела собираешься обсуждать стоя?
Марко заскрежетал зубами, но сел на низкое сиденье, упершись подбородком в колени. Взгляд его пылал бешенством:
– Итак, что ты сделал с ядом?
– Только то, о чем мы договорились.
Венецианец подпрыгнул и перегнулся через стол, оказавшись лицом к лицу с Ахмадом.
– Ты лжец! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Ты не…
Ахмад почувствовал неудержимый прилив бешенства. Прежде чем Марко среагировал, он схватил его левой рукой за воротник, а правой нащупал спрятанный на поясе кинжал.
– Еще никто и никогда не называл меня лжецом! – прошипел араб. – И ты это делаешь в последний раз.
Он видел – венецианец не на шутку испугался: побледнел, в глазах застыл страх, кадык задвигался. Он нервно облизывал губы кончиком языка.
– Хорошо, хорошо. Я все понял. – И попытался изобразить улыбку.
Марко поднял руки, и Ахмад выпустил его.
– Извини, я не хотел тебя оскорбить. Но… если ты действительно подмешал ему яд в пищу, почему тогда этот старик до сих пор жив-здоров и свободно разгуливает по Тайту? Как ты это объяснишь?
Ахмад пожал плечами и глубоко вздохнул. Гнев постепенно остыл, но он не снимал руки с кинжала. Холодная сталь клинка, лишенного всяких украшений, но представляющего шедевр оружейного мастерства, приятно ласкала его руку.
– Не знаю, – ответил он. – Может быть, это яд долгого действия? Или тот человек невосприимчив к яду? Я не могу ответить на твои вопросы. Ты не того спрашиваешь!
Марко вздохнул, уставившись на свои руки.
– Я знаю. Прости меня. Я не могу найти Зенге. Никто не знает, где он пропадает. Может быть, он вовсе не покидал Шангду? – И, откинув прядь черных волос со лба, добавил: – Иногда я спрашиваю себя, не допустили ли мы ошибку.
Ахмад молчал; этот вопрос он тоже задавал себе не раз.
– Мне пора уходить. – Марко поднялся. – Прости, что я усомнился в твоей преданности.
Он вышел, оставив Ахмада одного. «Мальчишка и глупец, – размышлял Ахмад. – Если у кого и есть причины убрать с дороги этого негодяя, так это у меня. Будет и дальше копать, и, не приведи Аллах, найдет виновных, – я стану первым, кто лишится головы».