И в этот момент в ней что-то шевельнулось… Он жив, ее малыш! Ей даже показалось, что он головкой упирается ей в ладонь, словно утешая… Тут уж она не выдержала и разрыдалась – слезы ручьем покатились по щекам. Ревет и не может остановиться…
Встревоженный Маффео подошел к кровати.
– Успокойся, все будет хорошо. – И бережно погладил ее по голове.
Видно, не приходилось ему общаться с истеричными беременными женщинами.
– Все будет хорошо, поверь! Мне раньше бы догадаться, что разговор тебя утомит. Прости меня!
– Нет, это было только… – Она попыталась вытереть слезы, но тщетно – все текут и текут. – На какой-то миг мне показалось, что я потеряла ребенка.
– О, понимаю тебя! – Растерявшийся Маффео обнял ее. – Поверь, тебе не надо волноваться! Все будет хорошо!
Беатриче обвила его за шею. Ей стало стыдно за себя – так распуститься в присутствии незнакомого мужчины! Но стоит ли стыдиться? Сейчас она как маленькая девочка, которую обнимает отец, желая успокоить, утешить.
Чем отчаяннее она рыдает – тем легче становится на душе. Как очищающий дождь, слезы вымывают из сознания все, что тяготило в последнее время: размолвка с Маркусом; страх преждевременных родов; стрессы в больнице; боязнь ответственности, которая скоро навалится на плечи и которую придется нести одной; неопределенность будущего. Все это вдруг растворилось, растаяло, как снег в горах ранней весной. Сначала превращается в мутный поток, а потом становится чистым, прозрачным ручьем и плещется по камням…
Немного спустя Беатриче уже не назвала бы причину своих слез – просто ей стало хорошо. И во многом благодаря отеческой заботе, которую излучал этот мягкий, добрый человек.
Открылась дверь, и Беатриче услышала, что кто-то обратился к Маффео. Он ответил на том же странном языке, на котором заговорил впервые. Глаза она опустила, и, только когда шаги раздались совсем близко и чья-то нежная, легкая как перышко рука дотронулась до ее плеча, подняла голову.
Рядом с Маффео стоял восточной внешности мужчина. В длинном, до пола, одеянии оранжевого цвета он выглядит еще более худым и низкорослым, чем Маффео, хотя они одного роста. Голова наголо обрита, лицо по-юношески гладкое – трудно определить возраст. Лишь тонкие линии вокруг глаз и рта позволяют догадаться, что он немолод. Наверное, ему около пятидесяти, но с таким же успехом он может оказаться и столетним старцем.
Улыбка его полна спокойствия, доброты, человеческой теплоты и радости. Он еще не представился и не назвал свое имя, а она уже поняла: ему чужды ненависть, зависть, алчность. По спине у нее пробежал холодок благоговения. Рядом с ней – вытяни руку и потрогаешь край его платья – стоит и улыбается самое воплощение доброты…