Прохохотавшись, профессор начал опять штурмовать кокетку-лестницу. Витале вдруг пришло в голову, что градус в вине всё-таки был. Впрочем, с десяти литров, да через трубочку, и от кваса крыша поедет.
Иван Терентьевич всё-таки справился с задачей: одолел все ступеньки, взялся за ручку люка и изо всех сил стал толкать её внутрь. Крышка нехотя поддалась, издав кряхтение, словно старуха. Видно было, что её давно никто не открывал. На Виталю посыпались хлопья пыли, кусками повалилась какая-то грязь, и даже что-то закапало.
— Есть! — закричал профессор, скрываясь на чердаке. — Ставая гвавдия не сдаётся! Ставая гвавдия не чета моводой! Ува! Давай сюда, сыщик!
* * *
— Вань?!
— Вить!
Как водится, на чердаке пахло голубиным помётом, пылью, и сухим старым деревом. Как водится, темень там стояла такая, что вытянутой руки не было видно.
— Вить, у тебя там где-то фонавик был!
— Был, — Гранкин вытащил из кармана джинсовки фонарь и долго возился, включая его: кнопка почему-то выделывала такие же кренделя, как и лестница. Когда слабый свет разрядил темноту, профессор вдруг начал безостановочно громко чихать.
— Я всевда, ковда выпью, чихаю, — сообщил он Витале и, пригнувшись, пошёл вперёд.
— Тс-с-с! — панически зашептал Виталя. — Тише, Вань!
— Вить?!
— Что?
— Люк задваен! — Иван Терентьевич со всех сил стал дёргать за металлическое кольцо крышку в полу, но она никак не поддавалась. Гранкин оттеснил профессора, сам схватился за кольцо и вдруг представил, что там, за этим задраенным чердачным люком находится сразу подвальное помещение, а там — голодная, несчастная сидит его Галка с младенцем, и что хоть Галка ничего не боится, кроме маленьких чёрных жучков, но холод, голод и неволя кого хочешь сломают… Зря он купил такие красивые, такие пушистые носки. Ведь не отдадут же их Галке, себе замылят! Или тот, кто охотится за сотнями тысяч долларов, не позарится на чужие носки?.. Виталя не знал ответа на этот вопрос и от отчаяния так рванул на себя крышку, что она, крякнув, сорвалась с петель и отлетела вместе с Гранкиным в пыльную темень чердака.
— Ува! Попета!!
— Ура. Победа, — перевёл профессора Гранкин.
Иван Терентьевич скрылся в образовавшейся чёрной дыре. Послышался шум, грохот, знакомый деревянный стучок и такие выражения, в знании которых профессора трудно было заподозрить.
— Вань?! — осторожно поинтересовался Виталя.
— Вить, тут лестницы нет! Ты лучше сразу группируйся и прыгай!
Виталя не умел группироваться, поэтому он просто прыгнул. Приземлился он на четыре конечности и может быть, ему было бы больно, но нет лучше анестезии, чем большое количество выпитого вина. А ещё Гранкин с восторгом вдруг понял, что с удовольствием бы так и ходил — на руках и ногах одновременно.