Так уж сложилось, что со своими лучшими агентами Валерий, ничего не делая для этого преднамеренно, не первый год встречался в одном и том же месте, на отдаленной московской окраине, — в чудом сохранившейся еще с советских времен в своем первозданном виде пивнухе. Время перемен отчего-то не коснулось заведения, не сменившего даже обшарпанную, писанную маслом вывеску «Пиво — воды» на более симпатичное название. «Вод» там, разумеется, отродясь не было, а пиво как разбавлялось лет тридцать назад водой из-под крана, так и продолжало разбавляться.
Валерий подозревал, что и застывшая, словно муха в янтаре, в возрасте «за сорок» буфетчица Катя с ее когда-то белым халатом, тоже работала здесь с момента открытия забегаловки.
В «Пиво — воды» он все-таки слегка опоздал: по своим часам на одну минуту двадцать секунд, по местному будильнику, водруженному Катей на стойку, — аж на две с половиной. К счастью, о чем-то глубоко задумавшийся над нетронутой кружкой пива Марушев этого, видимо, не заметил и даже слегка вздрогнул, когда Валерий оказался возле его столика.
— Привет, Служивый. — Померанцев широко улыбнулся, опускаясь на подозрительного вида засаленный стул напротив своего, пожалуй, самого ценного агента и называя его, как и положено, не по имени, а кличкой, присвоенной в самом начале их сотрудничества. Кличка Служивый была удобна еще и тем, что на кличку не походила, вполне могла сойти для постороннего уха за распространенное обращение.
Марушев молча кивнул. Он вообще был большим молчуном, в чем Валерий убедился в свое время — когда во время одного из расследований тот попал в поле зрения Генпрокуратуры. Собственно говоря, вина его была тогда скорее косвенной, и Померанцеву самому в голову бы не пришло привлечь Служивого к сотрудничеству на столь хлипком основании. Марушев предложил себя в агенты сам, промолчав два допроса подряд, на третьем, рассеянно выслушав очередную предъявленную ему порцию доказательств, он наконец открыл рот. Но не для того, чтобы признать правоту следователя, а как раз для того, чтобы предложить себя на будущее в качестве осведомителя. Почему?
После долгих размышлений Померанцев для себя сделал вывод: это был для Служивого хоть какой-то способ зацепиться за жизнь, которая для бывшего офицера исключительно в его профессии и состояла, после того как его за пьянство исключили даже из нелегального офицерского объединения. Пить он с того момента практически перестал, но, когда бывшие друзья-коллеги вновь начали кучковаться, как определил это Марушев, участвовать в их играх отказался, хотя общения с ними не прекратил. Жил Служивый, успевший пропить свою отдельную квартиру, в коммунальной комнате, жил бобылем, вызывая жалость всех, кто знал его когда-то блестящим офицером, храбро воевавшим в годы первой чеченской…