— И после этого вы, Всеволод Иванович, по-прежнему сомневаетесь в том, что заказ — особенность исключительно отечественной «охоты»?.. Я мог бы вас сейчас буквально закидать примерами, доказывающими, что таким методом борьбы с неугодными и опасными для кого-то людьми издревле пользуются во всем мире: от диких племен до образцово-цивилизованных стран. Но делать этого не стану. Просто напомню, что, когда перед человеком, даже самым интеллигентным, встает вопрос «жить или не жить», «быть или не быть», часто даже самые тонкие и образованные люди переходят на язык каменного века и начинают разговаривать с помощью дубинок. Или таких достижений военной техники, как «клин», из которого был убит ваш друг, Ренат Георгиевич Мансуров.
— «Клин»?.. — севшим голосом переспросил Томилин.
— Да… Специальный маленький снайперский автомат, если не знаете, вещь дорогая и своего рода уникальная, даже для спецназа он пока новинка. Прицельный огонь им можно вести с расстояния в сто пятьдесят метров. В случае с Мансуровым оно было немного меньше, около ста двадцати.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что за этим отвратительным убийством стоят люди либо глубоко профессиональные, то есть способные, не оставляя за собой явных следов, раздобыть такой автомат. Либо очень богатые — из тех, что в силах оплатить расходы по его раздобыванию…
— Вы полагаете, — Томилин откашлялся и заговорил ровным, бесцветным голосом, — что подобная угроза висит и надо мной тоже?..
— А вы собираетесь лететь в Штаты на этот процесс в одиночестве? Несмотря на гибель Мансурова?
— Разумеется! — Он снова сверкнул глазами. — Если бы я решил иначе, Ренат бы мне этого не простил!
— Что ж… В таком случае вам есть смысл, пока идет наше расследование, усилить заботу о своей безопасности…
Главврач 17-й психоневрологической больницы Илья Борисович Рубинштейн внешне был типичнейшим профессором медицины, какими изображали их когда-то, когда Володя Дубинский был еще школьником, в книжках про самоотверженных и добрых докторов, свято следовавших клятве Гиппократа. Темный, с проседью, ежик на голове, густые усы того же окраса, умненькие, смеющиеся глаза за толстыми стеклами очков. Смешинка пряталась и в упомянутых усах. Словом, эдакий «доктор Чехов» на одном из лучших его портретов.
Дубинского и Игоря Калину, заявившегося в больницу на пару со следователем, решившим разобраться в ситуации лично, Илья Борисович встретил спокойно и доброжелательно. Бумаги, в соответствии с которыми его особый пациент, Николай Иванов, был отпущен из больницы на семь дней, он приготовил заранее, и сейчас, сидя в небольшом, уютном кабинете главврача, Игорь, пока Владимир Владимирович задавал Рубинштейну первые вопросы, изучал их самым внимательным образом. От Дубинского не укрылось, что на физиономии Калины, читавшего документы, все отчетливее прорисовывалось недоумение.