— Сколько времени Эми пробудет здесь?
— Пока мы с Даникой не поженимся.
— А когда это будет?
Сьюзен слишком поздно прикусила язык.
Ответом стал суровый взгляд:
— Со своей стороны могу сказать, что вряд ли очень скоро.
— Вы еще не назначили дату?
Безумие — настаивать на таких личных вопросах, но непреодолимая потребность знать оказалась сильнее здравого смысла.
— Теперь это будет зависеть от того, как пойдут дела у Эми. Мы с Даникой уже говорили о том, чтобы отсрочить свадьбу. Сначала надо обеспечить благополучие Эми.
— Даника согласна принять дочь вашей сестры? Его глаза насмешливо блеснули:
— Даника не склонна говорить «нет» там, где я сказал «да». Это единственное, на что я могу твердо рассчитывать.
На все сто процентов, подумала Сьюзен. Декорации расставлены, актеры на своих местах. Ей Лейт Кэрью определенно не отвел роли в своей пьесе. У нее здесь только одна цель — пора на ней и сосредоточиться.
— Это комната Эми? — спросила она, остановившись у двери.
— Да. Я возьму на себя Мэделин. А вы — Эми.
Кивнув, она открыла дверь.
Это была прелестная комната девочки, вся в бело-розовом убранстве с легкими вкраплениями лимонного цвета. На окнах — изящные занавески с оборочками, сдвинутые вместе кровати застелены ватными одеялами. Книжки с картинками и всевозможные мягкие игрушки, какие только может пожелать душа ребенка, заполняли полки у стен. Подвески со сверкающими игрушечными птичками и тропическими рыбками свешивались с потолка, радуя глаз. Эми должно было показаться, что она попала в сказку, но девочка лежала на дальней кровати, сжавшись в комок и отвернувшись к стене.
Сидящая рядом женщина нежно гладила девочку по головке. Она была так поглощена созерцанием и, может быть, ожиданием ответа от ребенка, что, кажется, даже не заметила, как кто-то вошел.
Ее тоскующая нежность вызвала у Сьюзен мгновенный отзвук, задев какую-то струну в душе женщины, чья собственная нерастраченная материнская любовь лишь ненадолго нашла успокоение в заботах об Эми.
Какой это, должно быть, ужас — родить дочь, растить ее и потерять, думала Сьюзен. Она не знала, в чем Мэделин была права и в чем виновата перед первым мужем, и не могла судить о том, что произошло, но Сьюзен могла себе представить, каково жить, ничего не зная о собственной дочери, поскольку сама она росла, мечтая узнать хоть что-нибудь о своей матери.
У Мэделин Кэрью все-таки было утешение — ее сыновья-близнецы. И муж, преданный ей настолько, что она являлась для него главным человеком на земле. Она была не одна в отличие от Сьюзен, похоронившей Брендана и не сумевшей выносить их ребенка…